– Я знаю, кто они, – голос священника был усталым. – И сам не раз спрашивал себя: правильно ли я поступаю, давая их душам приют? Тем более большинство из них не нуждается в этом приюте – в этом они так похожи на людей. Всё же думаю, я прав: путь к Господу открыт для каждого, кто хочет идти. Пусть и они идут с миром. И ты иди с миром. Научись прощать, Дэвид. Не позволяй маске ненависти прирасти к своей душе. Не ради Феликса – ради самого себя. Иначе как обрести тебе покой?
Прощать… Я заставил себя вспомнить умирающую Глорию.
– Я не могу простить его…
– Нет, ты не хочешь… – из-за перегородки раздался тяжёлый вздох. – Не хочешь, а это ещё хуже.
На парковой скамейке напротив церкви сидела Эль, держа на коленях маленький красный чемоданчик. Увидела меня, замахала рукой.
– Эй, Дэвид, ты нашёл свои вещички?
– Как видишь, – я присел рядом с ней.
– Как славненько! А чего ты такой грустный? Тебя кто-то обидел?
Она смотрела на меня, как на потерявшегося щенка, и мне стало не по себе.
– Да нет. Всё в порядке.
– Вот и хорошо! Тогда давай возьмём по мороженке? Вон там стоит автомат. Я люблю клубничное, а ты?
– Мне всё равно.
Монета звякнула, проваливаясь в щель автомата, и в руки мне выскользнули два вафельных рожка.
– Ой, спасибочки! Какой ты миленький, Дэвид! – Эль захлопала в ладоши, а потом быстро чмокнула меня в щёку.
Упс! – это ещё что за дела такие?! Но всё же… Да, это было приятно… Словно возвращение в далёкое детство. Девочка-соседка с длинными косами, такой же быстрый поцелуй в висок над учебником математики, робкое пожатие руки под партой… Это было? Со мной? Неужели у меня была жизнь до Глории? Были другие радости и другие огорчения? Я совсем забыл об этом. Впрочем, Эль – не девочка из моего детства. Прямо говоря, она вообще не девочка.
– Эль, что такое маска? – спросил я.
Она не удивилась, откусила мороженое, причмокнула.
– Вкусненько! Посмотри сюда, Дэвид. Это, – она лизнула сливочно-клубничную массу, – Сущность. А это, – отгрызла кусок вафельного стаканчика, – Маска. А всё вместе такое вкусненькое!
Что ж, доходчиво. Но это не ответ.
– А зачем они нужны, эти Маски?
– Какой ты глупенький! Если стаканчика не будет, то мороженка потеряет форму и растечётся. – Она помолчала немного, а потом добавила со взрослой серьёзностью: – Для любой Сущности Маска – это ограничитель сложности. И для вас, и для нас. Но наши с вами цели при использовании масок – противоположны. В одном человеке так много всего разного… Люди порой даже сами не понимают, что в них есть. А когда всё так сложно, то можно запутаться. Вот и приходится надевать маски и играть роль. Чтобы было проще. Маска начальника и маска подчинённого, маска матери и маска дочери, маска Золушки и маска прекрасного принца… Когда роли расписаны, гораздо легче строить отношения в мире, правда? А если надо изменить тип отношений – просто меняешь маску. Вы все так живёте.
– А вы?
– Мы… Для нас Маски – это попытка обособить свою личность. Мы слишком близки между собой: оставшись без масок, наши Сущности начинают уподобляться друг другу, сливаться в одну структуру. Поэтому нам и приходится создавать себе маски, чтобы быть собой. Но, оставаясь постоянно в одной и той же маске, Сущность не развивается, костенеет, перестаёт быть гибкой. Поэтому нам приходится менять их один раз в год. – Она доела мороженое, облизнулась и добавила: – Знаешь, мы похожи на обитателей типовых комнат. Стремимся украсить своё жилище как можно ярче, чтобы выделиться. А вы – как владельцы огромных дворцов, которые обжили три-четыре комнаты, а на изучение остальных богатств не хотите время тратить…
Она поболтала ногами. Очаровательный ребёнок, да?
– А какая ты на самом деле, Эль?
– Миленькая! Какой мне ещё быть? – Она рассмеялась.
Я подумал о Глории. Мы были вместе полгода. Я знал только одну её маску. Эта маска и была для меня Глорией. Я любил маску?
– Кого же я любил на самом деле? – произнёс я вслух.
– Ну, это уж тебе самому виднее. Если ты не способен отличить маску от сущности, то разве ты любил? – Эль по-детски улыбнулась и снова поболтала ногами. – Иногда мне кажется, что любовь – это единственные отношения, в которых можно освободиться от масок. Я имею в виду настоящую любовь, а не то, что вы, люди, обычно этим словом зовёте: манипуляции, самоутверждение, защищённость…
«Вы, люди»… Ну да. На что тут обижаться? Мы – люди. А они – нет. Что ни говори, это правда. Им действительно доступны такие отношения между собой, какие нам и не снились… Я понял это ещё пять лет назад, когда отказался от борьбы за сердце Глории.
– Да, вам манипуляции ни к чему, – вздох вырвался сам собой. – Вы можете «читать» друг друга. Так это у вас называется?