Far Cry. Прощение

И вот теперь он лежал на плоском камне, пытаясь унять дыхание, и рассматривал открывшуюся картину в прицел винтовки. Он видел Мэри Мэй и то, что она вела Дрю перед собой. Чуть дальше стоял Иоанн. С такого расстояния пристрелить его было проще простого. Уилл не знал, о чем они говорят, но все же держал палец на спуске давно снятой с предохранителя винтовки. Он был готов выстрелить в любой момент. В последующей за этим суматохе охотник видел единственный шанс Мэри Мэй на спасение. И все же он колебался, удерживая себя от последнего движения. Это стало бы обычным убийством. А он не хотел быть убийцей. Он не был хладнокровным и не стремился таковым стать. В прицел он внимательно следил за каждым движением стоящих в круге людей. В них он видел отражение самого себя и собственных недавних желаний.

Три человека отделились от группы и направились к дому. Еще трое удалились в темноту прочь от дома. Уилл проводил их движением винтовки. Пламя до сих пор бушевало в полную силу, разбрасывая по земле странные тени.

Охотник проследил за небольшим отрядом до дальних деревьев, а затем быстро вернулся к Иоанну и Мэри Мэй. Через плечо он сообщил Джерому:

– Та троица пройдет сквозь рощу и выйдет к нам с другой стороны через несколько минут. Держи дробовик наготове. Если нас обнаружат, придется бежать. Лучше уж это, чем перестрелка на скале.

Мэри Мэй по-прежнему держала револьвер в одной руке, а второй крепко сжимала плечо брата. Но смотрела она теперь только на Иоанна.

– Говоришь, вы не убийцы? – переспросила она. – Но мой отец отправился в горы и не вернулся. Он погиб, пытаясь вернуть Дрю. И теперь я продолжаю его дело. Этого хотел па, и я не отступлюсь.

– Вот, значит, как? – удивился Иоанн. – И потому ты держишь брата перед собой, будто заложника? Поэтому его руки связаны, словно у пленника? Так ты поступаешь с родным человеком? Ну-ка задай себе простой вопрос: почему ни ты, ни Уилл, ни Джером не освободили его.

Мэри Мэй вновь оглянулась. Люди вокруг словно ждали ее ответа, но ни один не поднял оружия и не попытался угрожать.

– Он один из вас, – ответила девушка. – Отец или кто-то еще запудрили ему мозги. Он стал совершенно другим. Это больше не тот брат, которого я знаю с детства.

– Нет, – согласился Иоанн. – Он стал намного лучше. Его разум открыт. Его глаза открыты. Он изменился. В этом ты права.

– Ты говоришь так, будто то, что он пошел против своей семьи, это хорошо.

Мужчина рассмеялся. Его взгляд скользнул по лицам свидетелей этой встречи:

– Ты так и не поняла? Дело вовсе не во «Вратах Эдема». Церковь тут вообще ни при чем. Отец лишь слушает. Он поддерживает. Он делает то, на что оказался не способен ваш собственный отец. Ваш отец и все ваше общество давным-давно отвернулись от Дрю. Отец занял их место и показал, как все должно быть. Мы не вбиваем клинья между отцами и детьми. Дело не в церкви. Дело в семье.

– Но ты убил его!

– Мы приветствовали Гэри. Мы знали о том, что произошло с его женой, твоей матерью. Мы сочувствовали ему. Но мы, – Иоанн широким жестом поднял руки, – мы не убивали его. И Отец не убивал его. Я не убивал его. То, что твой отец хотел от Дрю, не было нашим делом. Только сам Дрю мог дать ответ. И его ответ был отрицательным.

Рука Мэри Мэй соскользнула с плеча брата. Да, она, безусловно, догадывалась. Это знание было превыше понимания. Словно в разгар яркого солнечного дня произошло нечто столь ужасное, что все воспоминания об этом были окрашены исключительно черным. Знание незримое, нежеланное и отвергаемое. Дрю обернулся к сестре. Его взгляд был холодным и безразличным, словно вместо глаз у него были два бесстрастных куска стекла.

– Па гордился бы тобой, – проговорил он. – Он все отдавал тебе, словно это было твое право. И мне ничего не оставалось. Когда мы были детьми, когда стали подростками, когда выросли вместе, он все отдавал тебе, а обо мне вообще не думал. Он отдал тебе бар, себя, маму. Пусть для меня там оставалось место, оно никогда не было в полной мере моим.

Мэри Мэй отрицательно затрясла головой. Она не могла поверить в то, что слышала. Не могла признать, что их отношение к проведенной вместе жизни было столь различным.

– Нет, – с трудом произнесла она. – Я просто была старше.

– Старше. Умнее. Веселее. Сильнее. Лучше меня во всех отношениях. Как бы я из кожи вон ни лез в детстве или когда вырос, этого всегда было мало.

– Нет, это неправда.

– Правда, – отрезал Дрю. – Если бы меня хоть раз кто-то выслушал. Они никогда не пытались меня понять. Я не был им нужен. Ты хоть можешь себе такое представить? Жизнь в доме и в семье, который ты не нужен? – Он отрывисто засмеялся. – Конечно не можешь.

– Они любили тебя, – беспомощно откликнулась девушка.

Это единственное, что пришло ей на ум. Это была правда. Ему нужно было лишь услышать. И в то же время она боялась даже смотреть на брата. Ненависть, которую она видела в его лице, то, как он выпрямился, будто черпая силы в словах о смерти их родителей, – это заставляло ее содрогаться.

– Па любил тебя, – повторила она в отчаянии.