Однако среди промышленников и финансистов было крайне мало политических деятелей. Точной информации о взглядах капиталистов у нас нет, однако можно предположить, что они склонялись не к военной диктатуре, а к полуавторитарной республике, где царили бы закон и порядок (как режимы до Примо, а также в 1934 и 1935 гг.). Предприниматели числились в основном не среди антиреспубликанцев, а в рядах правоцентристов (табл. 9.2 Приложения). Некоторые капиталисты финансировали «акциденталистских» автономных правых, а также традиционалистские и открыто авторитарные партии «Испанское действие» и «Испанское обновление» (Montero, 1977; Cabrera, 1983: 307–312; Morodo, 1985: 48–52; Preston, 1986). Что касается фашистской «Фаланги», то, как только стал очевиден ее радикальный характер, финансирование пошло на спад, но за несколько месяцев до непосредственно военного восстания его объемы вновь выросли. Хотя военное вторжение в конце концов поддержали многие, посвящены в планы заговорщиков были единицы (Payne, 1962: 61–62; Preston, 1978: гл. 7). Так что нельзя сказать, что промышленники и финансисты сгубили республику единолично, хотя их вклад, безусловно, способствовал ее гибели.
Более очевидной была роль латифундистов: особую активность в ультраправых антиреспубликанских партиях проявляли оставшиеся в Севилье рантье (табл. 9.2 Приложения, строки 1 и 2). Практически повсеместно землевладельцы противостояли рабочим союзам, Jurados Mixtos, и, конечно же, всем республиканским реформам. В более зажиточных или небольших крестьянских районах нажим мог быть сильнее, и тогда наниматели вынуждены были уступать (Bosch, 1993). Но в районах с более крупными хозяйствами, особенно на юге, землевладельцы были куда менее гибкими. Благодаря возможности заключать союзы они скорее отказались бы заниматься землей — и тогда голод заставил бы крестьян подчиниться, — чем согласились бы повысить жалованье или принять ограничения их свободы как нанимателей. Около трети убийств, данные о которых приведены в табл. 9.2, связаны с призывами землевладельцев к властям принять меры для подавления беспорядков. Волнениями была охвачена большая часть сельскохозяйственных угодий на юге. Захваты земель приобрели характер эпидемии; многие политики понимали, что положить им конец сможет лишь масштабная земельная реформа. Но с распределением земель было не все так просто: ни церковь, ни государство особо землей не владели. Поскольку в конце XIX века буржуазия на юге скупила все угодья, нельзя было возложить вину на один лишь «реакционный феодализм». Проблема имела в своей основе вполне современные классовые противоречия. Государство располагало лишь крохотной казной и неспособно было выплатить компенсацию землевладельцу. Конфликт на юге мог быть разрешен только сильным государством — либо подавлением рабочих волнений, либо земельной реформой, которая нанесла бы ущерб землевладельцам.
В самом начале у республиканского правительства были благие намерения. Кабальеро распространил законодательство по нечастным случаям, инспекциям, разрешению споров на аграрный сектор и запретил завозить штрейкбрехеров из других районов. Зарплаты росли, в то время как цены из-за кризиса пошли вниз, и это способствовало отчуждению даже мелких фермеров, пользовавшихся наемным трудом. Власти планировали осуществить и реформу арендного права, хотя претворить ее в жизнь могла лишь Каталония, где существовала развитая организация арендаторов собственности. Но аграрный вопрос так или иначе упирался в проблемы на юге (Malefakis, 1970; Tunon de Lara, 1985: 210–218). Первое правительство, левоцентристское, пообещало провести радикальные реформы и ради этой цели издало массу документов, в том числе финансовых, однако они вызвали решительное неприятие со стороны правых и фермеров, что пошатнуло позиции центристов. Не менее трудно было принимать законопроекты, которые были бы одновременно и ориентированы на юг, и приемлемы для других регионов. К сожалению, этот вопрос был у левоцентристской коалиции не в приоритете; республиканцы делали акцент на антиклерикализм, а социалисты — на классовый конфликт в промышленной городской среде. Из 470 депутатов в ключевом заседании по аграрному вопросу приняли участие только 189. Затем из-за усиления авторитета Национальной федерации земельных рабочих (НФЗР) — социалистического профсоюза аграриев — социалисты чувствовали необходимость действовать. Но наиболее заинтересованными организациями на тот момент были реакционная Аграрная партия и анархо-синдикалисты; и те и другие были против республики.