Я медленно вышел из храма, ноги подгибались; я еле добрался до своих вещей и буквально рухнул рядом.
Онтро ушел. Хорошо, что я не убил его.
Через тысячу лет вышла М’Квайе.
— Ваша работа окончена, — сказала она.
Я не двигался.
— Пророчество сбылось. Мой народ возродится. Вы победили, святой человек. Теперь покиньте нас.
Моя голова была пуста, как сдутый воздушный шар. Я накачал туда немного воздуха.
— Я не святой, а всего лишь второсортный поэт. — Я закурил сигарету, потом спросил: — Какое такое пророчество?
— Обещание Локара, — ответила она так, как будто это было совершенно очевидно. — Святой спустится с небес и спасет нас в самый последний час, когда все танцы Локара будут исполнены. Он победит кулак Маллана и вернет нам жизнь.
— Как?
— Как с Браксой, и как в храме.
— В храме?
— Вы читали нам слова проповеди, великие, как слова Локара. Вы читали: «…нет ничего нового под солнцем» и, читая их, издевались, смеялись над ними — и это было ново. На Марсе никогда не было цветов, — добавила она, — но мы научимся их выращивать. Вы — Святой Насмешник, — закончила она. Тот-Кто-Смеется-в-Храме. Вы шли обутым по священной земле.
— Но ведь вы проголосовали против?
— Это «нет» нашему прежнему решению. Это позволение жить ребенку Браксы.
— О! — Я выронил сигарету. Как мало я знал! — А Бракса?
— Она была избрана полпроцесса назад исполнить все танцы и ждать вас.
— Но она сказала, что Онтро остановит меня.
М’Квайе долго молчала.
— Она никогда не верила в пророчество и убежала, боясь, что оно свершится. Оно все-таки сбылось благодаря вам, и мы проголосовали… Она знала.
— Значит, она не любит меня и никогда не любила?
— Мне жаль, Галлингер. Она просто исполнила свой долг.
— Долг, — автоматически повторил я.
— Она уже простилась с вами и больше не хотела бы вас видеть. Мы всегда будем помнить то, чему вы нас научили.
Я вдруг понял, какой чудовищный парадокс заключается во всех чудесах. Я никогда не верил, что проповедью можно совершить чудо — сотворить мир. Пошатываясь, как пьяный, я встал и, пробормотав «M’Happa», вышел в свой последний день на Марсе.
«Я выиграл, Маллан, но, выиграв, потерял все. Этот мир принадлежит тебе. Отдыхай спокойно в своей звездной постели. Проклятье!»
Вернувшись на корабль, я заперся в своей каюте и проглотил сорок четыре таблетки снотворного.
Когда я открыл глаза, то понял, что жив и нахожусь в медотсеке корабля. Двигатели монотонно гудели. Я с трудом встал и кое-как добрался до иллюминатора.
Марс висел надо мной, как огромный надутый шар. И вот он затуманился и заструился слезами по моему лицу.
Фредерик Браун
ВЕЖЛИВОСТЬ
Рэнс Гендрикс устало шагал по горячему песку. Специалист по психологии высших существ других миров, он прибыл на Венеру в составе третьей экспедиции. Задачей Рэнса было установить контакт с аборигенами: четыре раза он пытался сделать это и четыре раза терпел поражение. Эксперты двух предыдущих экспедиций тоже не добились успеха.
Встретить венерианца не представляло особого труда, а вот установить контакт, тем более расположить к себе — такое не удалось еще ни одному землянину. Полное нежелание аборигенов общаться с членами экспедиций было тем более, удивительным, что никаких лингвистических трудностей контакт не представлял. Аборигены обладали телепатическими способностями, что позволяло им без труда понимать любой язык, на котором к ним обращались, и без труда отвечать на том же языке, с тем же акцентом, но… с неприкрытой враждебностью.
И вот Гендрикс увидел очередного аборигена, шедшего по своим делам с лопатой на плече.
— Здравствуй, венерианец! — радостно воскликнул Рэнс.
— До свидания, землянин, — прозвучало в ответ.
Это задело самолюбие Гендрикса, и он прибавил шаг, стараясь не отстать от длинного нелюбезного аборигена.
— Почему вы не хотите говорить с нами? — спросил Рэнс.
— Не хочу? Я говорю с вами, хотя мне это не приносит ни малейшего удовольствия, и будет лучше, если вы оставите меня в покое.
С этими словами венерианец остановился и, демонстративно отвернувшись от Рэнса, принялся копать почву в поисках яиц корвила.
«Ну вот, опять неудача, — подумал Гендрикс, разочарованно наблюдая за ним. — Похоже, на Венере не действует ни один из методов, изложенных в толстых научных трудах по экзопсихологии».
Нестерпимая жара, отвратительный воздух, всепроникающий мелкий песок да еще это наплевательское, систематическое неприятие… Терпение Гендрикса истощилось.
— Ну и засунь… в собственную…
Подобное действие невозможно для мужчины по чисто анатомическим причинам, но жители Венеры двуполы.
Абориген бросил лопату и радостно улыбнулся. Наконец-то хоть от одного из пришельцев довелось услышать вежливое приветствие! Он пожелал землянину того же и присел с приветливой улыбкой, чтобы завязать разговор со столь любезным собеседником.
Так начались полные уважения дружба и взаимопонимание между Землей и Венерой.
АРМАГЕДДОН