Fatal amour. Искупление и покаяние

Не дожидаясь, пока Николай поможет ей выбраться из саней, Софья торопливо переступила через низенький бортик, едва не запутавшись в полах длинного салопа, и в нетерпении принялась утаптывать снег под ногами, ожидая, пока брат поможет сойти жене. Марья опёрлась на руку супруга и застыла, глядя в чуть прищуренные тёмные глаза. Куташев усмехнулся и, обхватив двумя руками тонкий стан, легко поднял и вытащил её из саней.

— Ступай, Софи. Мы тебя нагоним, — не поворачивая головы, велел сестре Николай.

Софья тяжело вздохнула, но ослушаться не посмела. Брат явно желал остаться наедине со своей супругой, а, стало быть, собирался сказать ей нечто не предназначенное для ушей сестры.

— Что на вас нашло прошлой ночью, Мари? — глядя прямо перед собой, осведомился Куташев.

— Не понимаю вас, Nicolas, — нервно улыбнулась Марья.

— Довольно, — вздохнул Куташев. — Довольно притворяться, Мари. Всё вы понимаете. Разве вы ещё не поняли, что я не стану ломать комедию, изображая перед вами галантного поклонника, я не стану молчать о том, о чём в свете говорить не принято. Не люблю недосказанности и в собственной семье подобного не потерплю.

Щёки Марьи вспыхнули пунцовым румянцем, но она упорно продолжала хранить молчание.

— Зачем вы явились в мою спальню, ежели не желали того? — остановился Николай, резко крутанувшись на месте.

— Отчего вы решили, что неприятны мне, Nicolas? — пожала плечами княгиня Куташева.

— Я задам вопрос иначе, Мари. Что заставило вас лечь в постель со мной, коли вы того не желали? Помнится, я вас к тому не принуждал.

Вспомнив о том, как вела себя ушедшей ночью, Марья шумно вздохнула:

— Право слово, коли то, что было между нами, вы расцениваете, как моё нежелание, то тогда я просто не понимаю, как ещё можно угодить вам, — стараясь вложить в интонацию насмешливый тон, отозвалась она.

Куташев ухмыльнулся, глядя на её раскрасневшееся вовсе не от мороза лицо. Понимая, что ему не добиться от неё иного ответа, Николай молча предложил ей руку и повёл по тропинке, убегающей в заснеженный бор.

Сквозь густые кроны высоченных сосен почти не проникало солнце, и в тенистом бору было довольно зябко. Марья вертела головой по сторонам, но не видела ни одной белки, лишь тоненькая фигурка Софьи в алом салопе маячила впереди.

— Вот она, — придержав жену за руку, остановился Куташев.

— Кто? — громким шёпотом осведомилась Марья, уцепившись за рукав бобровой шубы мужа.

— Белка, — склонился он к самому уху Марьи.

Маленький зверёк, распушив рыжий хвост и цепляясь крохотными лапками за шершавую кору старой сосны, настороженно взирал на людей, вторгшихся в его владения. Марья шагнула к дереву, желая поближе рассмотреть белку, но та, вильнув хвостом, поспешила скрыться в густых ветвях.

— Убежала, — огорчённо вздохнула княгиня.

— Не последняя, — махнул рукой Куташев.

Софью молодая чета нагнала только когда, та остановилась, развязала шнурок ридикюля и, вытряхнув на руку семечки, протянула руку к стволу дерева. Как заворожённая Марья наблюдала, за ещё одной белкой, спустившейся к протянутой руке княжны и взявшей предложенное ей угощение.

— Можно мне? — тихо спросила княгиня, не дойдя нескольких шагов до золовки.

Софья обернулась и, улыбнувшись, протянула Марье ридикюль.

Марья торопливо шагнула к золовке, а белка, испугавшись её движения, шмыгнула вверх по стволу и исчезла из виду. Mademoiselle Куташева огорчённо вздохнула:

— Убежала.

Бросив ридикюль на снег, княгиня повернулась к супругу:

— Довольно, Nicolas. Я устала и замёрзла. Прогулка больно затянулась, — капризно протянула она.

— Возвращаемся, — окинул жену пристальным взглядом Николай.

За всю дорогу обратно в усадьбу молодая княгиня не проронила ни слова. Софья, испытывая ничем необъяснимое чувство вины, притихла. Предложив прогулку к сосновому бору, она надеялась несколько разрядить тягостную атмосферу, царившую в усадьбе с самого утра, а на деле вышло только хуже. Софи не понимала причин недовольства Марьи Филипповны, но отчего-то ей казалось, что злится молодая княгиня именно на неё. Остановив тройку у крыльца, Николай легко спрыгнул с облучка на укатанный снег, подал руку сестре и только затем супруге.

— Через час я жду вас в кабинете, — тоном приказа, не допускающим возражения, обратился он к Марье.