Фаворитка

— Наконец-то солнце озарило эти стены. Теперь злобный оглиф угомонится и перестанет выползать на охоту из своего логова. Он пьет нашу кровь и наши души.

— Он лжет, — меланхолично произнес король. — Я кроток и мил. А если кому и откусил голову, стало быть, в той голове не было проку. А раз проку нет, то и говорить не о чем.

В любом случае, люди ожидали меня с надеждой на возвращение того состояния покоя, в котором обычно при мне пребывал наш сюзерен. Возможно, секрет моего влияния на короля состоял в том, что он тратил на меня половину своего яда, когда мы заводили свои споры. Раздражался, гневался и мирился. А так как меня всплески королевской язвительности не пронимали, то и выходило, что наши споры не обрывались на той ноте, когда государю требовалось на ком-нибудь отыграться.

Обычно мы проходили с ним весь путь до его логического завершения. И даже если победителем выходил Ив, то я находила компромисс, который был способен подсластить пилюлю. После чего, обменявшись поцелуями, расходились довольные каждый собой. Потому чиновникам и вельможам государь доставался уже умиротворенным и благожелательным. А если и гневался, то не доводил своих служащих до нервных припадков и сердцебиения.

Так что чиновники были искренно рады моему возвращению, придворные спешили заверить в своей преданности. После чистки, устроенной королем три месяца назад, люди всеми силами пытались показать мне свое дружеское расположение. И пока моему возвращению преувеличенно радовались, я сама впала в меланхолию. Единственная, кого я была по-настоящему, рада видеть, не считая Дренга и Элькоса, оставалась моя подруга – Айлид Энкетт:

— Моя дорогая! Наконец-то! Я извелась без вашего общества!

Порывистая и непосредственная в изъявлении своих чувств графиня налетела на меня, едва ли не вырвав из рук короля, который вел меня обратно в свои чертоги. Причина такого вопиющего поведения была мне понятна. Моя подруга знала по опыту, что после того, как я пересеку порог королевской части дворца, увидеться мы можем еще не скоро. К тому же, поступки графини Энкетт опережали ее разум, и потому ее поспешность меня нисколько не удивила. И чтобы поддержать ее сиятельство и заступиться за нее, я с улыбкой приняла подругу в свои объятья, оставив без внимания недовольство монарха.

— Айлид! — воскликнула я. — И я по вас скучала! Я рада вам, моя дорогая.

— Вы непременно должны рассказать мне, как прожили эти месяцы…

— Герцогиня непременно удовлетворит ваше любопытство, госпожа графиня, когда придет время, — не пожелавший мириться с потерей своей добычи государь вклинился между нами и, отодвинув так Айлид, снова подал мне руку. — Ваша светлость.

— О-ох, — ее сиятельство, опомнившись, прижала ладонь к груди и склонилась перед королем: — Ваше Величество, я так была неосмотрительна…

— Государь понимает тоску подруг друг по другу, — поспешила я заверить графиню — Мы вскоре увидимся и обо всем переговорим.

— Теперь мы можем продолжить путь? — с раздражением вопроси Ив.

— Как угодно моему господину, — почтительно ответила я.

Ему было угодно идти дальше, и мы пошли. А графиня осталась стоять в смятении, как обычно осознав позже, чем сотворила. Обернувшись, я подмигнула ей и весело улыбнулась. Сейчас было мое время, и я точно знала, что ее сиятельству ничего не угрожает – король смирится с невольной дерзостью, потому что Айлид Энкетт одна из немногих, кто мне дорог.

— Совершенно невозможная особа, — фыркнул Ив, когда мы отошли от расстроенной графини. — Такое ощущение, что эту женщину воспитывали в дремучей чаще.

— А ты облапил мою матушку, но ведь не ставишь под сомнение свое воспитание, — заметила я.

— Быть может, хватит напоминать мне о моей оплошности?! — возмутился государь.

— Лучше уж об этой, чем о певичке, — пожала я плечами. — Или же о возбуждающем снадобье. Согласись, опоить девицу было верхом неприличия. Хуже только дать ей клятву верности, а после нарушить ее в угоду своей прихоти.

— Довольно, — ответил он сухо. — Я всё понял, твоя безумная подруга уже прощена, и я забыл об этом досадном казусе.

— Благодарю, Ваше Величество, — улыбнулась я. — Вы одарены Богами великой добротой.

— Поцелуй? — усмехнулся государь.

— И корыстолюбием сверх всякой меры.

— А в вас Боги вложили чрезмерно жадности и яда.

— Боги были милостивы ко мне, — не стала я спорить и ослепила монарха широкой ухмылкой. А с Айлид мы увиделись только на следующий день.

Мы не прекращали с ней общения, моя подруга даже навещала меня в предместье. Она сочувствовала мне, но в своей манере. Восклицала, порывисто обнимала, орошала слезами мое плечо и в ужасе представляла, как бы пережила измену мужа. От этих визитов мне становилось только хуже. Вздохи графини были тягостны.

И потому я объявила ей, что мне будет легче в одиночестве, а Дренга просила не говорить, что он навещает меня, чтобы не обидеть подругу. Впрочем, мы продолжали переписываться. В своих посланиях Айлид была более милосердна и предпочитала сплетничать, а не изводить меня своим сочувствием.