Моя одежда лежала там, где монарх снял ее с меня: на диване и рядом с ним. Рассудив, что идти мне близко, я надела лишь платье. Остальное же просто свернула и решила донести в руках. И, сунув ноги в туфельки, я на цыпочках направилась к выходу из покоев…
— И как это понимать, ваша светлость? — послышался из-за моей спины хрипловатый со сна голос.
Я обернулась и встретилась взглядом с государем. Он хмурил брови, но был взлохмачен, глаза не утратили поволоку сна, а еще он был совершенно наг. И я, на миг поджав губы, чтобы сдержать рвущийся смех, сдалась без долгого боя и расхохоталась в голос.
— Вот как, — отметил государь мое веселье и расправил плечи. — Я спрашиваю, куда ты уходишь?
Еще посмеиваясь, я смахнула с глаз набежавшие слезы и ответила:
— В свои покои, разумеется.
— Разве ты уже не в них?
— Нет, — ответила я, пожав плечом. — Здесь я провела ночь, теперь возвращаюсь к себе.
— Провела ночь? — брови монарха взлетели вверх.
Он уже успел приблизиться ко мне, и я улыбнулась:
— Да, чудесную ночь. Ты постарался на славу, благодарю, — и, поцеловав его в уголок губ, отступила. — А теперь мне надо успеть привести себя в порядок. Скоро прибудут дети.
Развернувшись, я направилась к двери, но меня остановил изумленное:
— Так ты использовала меня? Шанриз!
Вновь обернувшись, я спросила:
— Разве тебе не понравилось? По мне так всё было замечательно, и я вновь благодарю тебя за эту ночь.
— Стой, стой, стой! — король нагнал меня, когда я уже взялась за ручку двери. — То есть мы не помирились? Ты просто удовлетворила свои желания с моей помощью?
Моя улыбка из вежливой стала широкой и жизнерадостной, и Ив протянул:
— Мерза-авка-а, — и было в этом слове больше восхищения, чем гнева. Впрочем, голый и взлохмаченный король был вовсе не страшным, даже если бы и разгневался. Он сжал мою руку, лежавшую на ручке двери, переместил ее себе на плечо, и сам обнял за талию. — Быть может, попользуешься мной еще немного?
— Нет времени, милый, — ответила я и, поддев пальцем кончик его носа, все-таки приоткрыла дверь.
Государь тут же захлопнул ее и заступил дорогу. Его ладонь скользнула по моей спине, и сжалась чуть ниже нее.
— А если я хорошо попрошу?
— Нет, — осталась я неумолима, после убрала его длань и отступила на шаг, чтобы сохранить расстояние. — Времени осталось мало, а сделать еще надо много. И если ты будешь настаивать, то нарушишь свои обещания, а как мне тогда тебе доверять, если твоего терпения хватило ровно до первой близости?
— Проклятье, — проворчал король, но остановился. — Зачем Боги дали человеку язык, если он мелет столько всего лишнего? Хорошо, — объявил он, скрестив на груди руки. — Ты права, я дал обещание не давить, не неволить и терпеть, сколько нужно. Но я думал, что мы…
— Помирились, — кивнула я. — И это было не вчера. Однако я останусь в тех покоях, где живу сейчас, пока не пойму, что хочу вернуться в твои.
— Но я хотя бы могу надеяться, что ты мной еще… — Ив криво ухмыльнулся, — попользуешься?
— Разумеется, — пожала я плечами. — Больше-то мне некем пользоваться…
— Еще бы было, — фыркнул ревнивец.
— И когда я решу это сделать, ты узнаешь первым, — оставив его реплику без внимания, закончила я. — А теперь доброго дня, Ваше Величество. Встретимся позже.
— Хоть поцелуй! — возмущенно воскликнул государь, и я, послав ему воздушный поцелуй, наконец, покинула королевские покои.
Настроение мое было восхитительным, а при воспоминании об изумленном: «Ты меня использовала?» – и вовсе губы кривила усмешка. А вскоре мне уже было не до ущемленного королевского самолюбия. Приведя в порядок, я оделась и села к зеркалу, чтобы Тальма причесала меня.
— У вас опять глаза светятся, — улыбнулась мне в зеркальное отражение камеристка. — С тех пор, как вы вернулись ко Двору, у вас пропали из глаз огоньки, а сейчас опять загорелись. Вы простили государя?
— Нет, конечно же, — ответила я. — Предательство простить нельзя. Сейчас я смирилась, однако вряд ли когда-нибудь забуду. Разве что он докажет, что стоит моего доверия. Тогда придет и прощение. Но мы помирились и снова сближаемся. А то, что глаза светятся… он позабавил меня. Но этого я тебе уже не расскажу.
Вскоре пришел лакей с приглашением на завтрак от монарха. От него я отказалась, сославшись на занятость. Тальма уже успела позаботиться об утренней трапезе, и я наскоро поела между умывальней и одеванием. Лакей ушел, но вернулся через несколько минут с запиской:
«Если я сегодня кого-нибудь придушу, в этом будет только твоя вина».
Усмехнувшись, я быстро написала ответ:
«Не стоит вешать на меня свои грехи, тем более душегубство. Богам известно, что я на него не способна».
После этого покинула покои, но на лестнице меня догнал тот же лакей с новой запиской:
«Ваша светлость, вы раздражаете меня до невозможности, потому задушить я хочу уже только вас».
Прочитав, я хмыкнула и посмотрела на лакея:
— Передайте Его Величеству, что я приняла к сведению и постараюсь более не оставаться с ним наедине.
— Слушаюсь, ваша светлость, — склонил голову лакей и отправился передавать мой ответ.