Фаворитки короля Августа II

— Но король наш вместе с тем ветрен и непостоянен, а такая любовь не по мне!

— Поверьте мне, милая Анна, что связи с самыми ветреными людьми могут быть очень продолжительны и крепки, это все зависит от женщины, и женщины сами виноваты, если они позволяют с собой расстаться. Не все ли равно: если вы сами не сумеете его удержать, то чем вы его свяжете? Ничем, и уж, разумеется, всего менее браком. Мужа или любовника нужно суметь удержать у своих ног и привязать его к себе, это наше дело.

Графиня Гойм пожала плечами.

— Плохая это любовь, если ее нужно вечно держать на привязи; такой любви я не хочу! За вашу откровенность, милая графиня, — продолжала Анна, понизив немного голос, — я заплачу вам тоже полной откровенностью. Ничем тем, о чем вы говорите, нельзя тронуть мое сердце. Я живой человек и, конечно, не могу за себя поручиться, и хотя я всегда буду стараться оставаться верной моему мужу, но кто может знать, что с кем случится. Ручаюсь же вам лишь только за одно, что любовью можно будет меня победить, а не происками, и когда я полюблю… Если это когда-нибудь случится, я не стану обманывать моего мужа, а в ту же минуту скажу ему об этом, уйду от него и приду к тому, кто будет мне мил; но только тот, кто будет меня любить, должен будет стать моим мужем.

— Но ведь тот, кто вас теперь любит… ведь он король! Король!

— А что же такого, что он король? Мне это все равно! — воскликнула Анна.

— Но вы же ведь, конечно, знаете, что король женат, хотя и не любит свою жену?

— Если бы мы полюбили друг друга, он должен был бы развестись с женой и жениться на мне, — заключила Анна. — А такой ролью, как Эстерле, Кенигсмарк или Тешен, я не удовлетворюсь!..

При этих словах она встала. Графиня Рейс сделала недоумевающий жест и произнесла:

— Поступайте, как знаете! Как добрая приятельница ваша я считала своим долгом дать вам добрый совет, а затем останемся друзьями и не будем больше об этом говорить. Но скажу только еще одно: положение, которым вы так пренебрегаете, и к которому вы относитесь с таким холодным равнодушием, совсем не так ничтожно и маловажно, как вы думаете. Вам будут кланяться короли, вы будете управлять всей страной и можете исправить много зла, спасти много людей и сделать многих счастливыми… Это ведь тоже чего-нибудь да стоит.

— Ничего нельзя покупать ценою своей чести! — отвечала Анна Гойм.

— Делайте, как знаете!

— Я так и сделаю, и не будем больше об этом никогда говорить!

Графиня Рейс молча пожала ей руку, и они вышли из кабинета.

В это время под окнами мелькнули фонари, которыми всегда освещался путь при проезде короля. Фюрстенберг высунулся из окна; король узнал его и сделал ему знак, выражающий, что его величеству ужасно скучно… Ему, очевидно, хотелось бы держать свой путь совсем не к княгине Тешен.

VI

Граф Адольф Магнус Гойм, занимавший в то время место, соответствовавшее нынешней должности министра финансов, не имел друзей ни при дворе, ни в обществе. Его особенно ненавидели в стране за введение акцизных сборов, сильно увеличивших сумму и без того самых тяжелых податей и налогов: новые акцизные сборы казались обременительнее всех прежних поборов. Саксонцы отбивались и противились этому, насколько могли и умели: они жаловались даже королю, но король, которому нужно было много денег на его несметные расходы, только сердился на это и плохо скрывал гнев, в который его приводили эти жалобы. Ему даже советовали лишить дворянство, которое оказывало самое упорное сопротивление, остатка его сословных привилегий и окружить себя иностранцами, которые не имели бы никаких отношений ни к дворянам, ни к стране.

Август II отчасти уже и следовал этому совету, и большая часть его министров и любимцев были из чужеземцев. Итальянцы, французы, немцы из других государств играли при дворе главную роль.

Гойм, человек холодный, неумолимый и искусный в приискивании новых статей дохода для короля, который тратил миллионы на Польшу, на содержание войска, на придворные пиры и на любовниц, был у него за свою ловкость в большой милости. Но этим ласкам Гойм не доверял, пример Бейхлинга и некоторых других делал его осторожным… Он выжидал только минуты, когда, нагрузив хорошенько карманы, он мог бы унести из саксонского государства свою голову и свое состояние. Гойма мало кто разгадывал: знали только, что он человек смелый, изворотливый, довольно рассудительный и свободный от всякого бремени сильных привязанностей. Лучше всех, может быть, понимала его сестра, графиня Фицтум, которая с большим искусством и осторожностью умела заставлять его делать то, что ей было нужно.

Кроме Бейхлинга, теперь сидевшего в Кенигштейне, у Гойма не было друзей: маршал Пфлуг его ненавидел, другие не терпели, Фюрстенберг был с ним тоже не в ладу. Когда после спора и пари Гойму было приказано привезти жену и показать ее при дворе, его никто не пожалел, все даже над ним издевались.