Каждый день поутру из так называемого Старого Города (который теперь носит название Нового) проезжал верхом во дворец королевский шут и фигляр Иозеф Фрёлих. Этого придворного артиста знал весь город, от первого министра до последнего уличного мальчишки. Как-то раз, будучи в хорошем расположении духа, Август приказал даже выбить в честь его медаль с подписью:
Один его вид и костюм, в котором он выезжал из своего дома, уже возбуждали улыбку. Построенный у моста дом Фрёлиха был известен под названием
Фрёлих был маленький, толстенький человечек, с вечно веселым, румяным лицом. Обыкновенный его костюм был куцый цветной фрак, и таких фраков у него по милости короля было ровно девяносто девять. Он носил на голове огромную шляпу с султаном из разноцветных перьев, а сзади на пуговице громадный серебряный ключ в шестьдесят унций. Ключ имел форму камергерского ключа, но был устроен так, что мог служить кубком, который Фрёлих и обязан был осушать, когда участвовал в королевских оргиях.
Противоположность этому человеку являл барон Шмидель, которого держали для того, чтобы он мог подзадоривать Фрёлиха и разнообразить шутовские выходки. Шмидель с неподражаемым искусством изображал из себя меланхолика и пессимиста, и когда тот хохотал, этот хныкал. Это были своего рода Гераклит и Демокрит.
Когда оба эти паяца изнемогали от усталости, истощая весь свой запас веселости и остроумия, к ним на помощь являлись другие, подставные, в которых недостатка не было. Это никто не считал для себя унизительным, и остроумный Киан шутствовал так же охотно, как Шмидель с Фрёлихом.
Фрёлих, однако, несмотря на свою шутовскую должность, был человек очень неглупый и недурной. Он сколачивал понемногу денежку на черный день, жил скромно, исподтишка смеялся над всеми теми, которые потешались над ним громко, и с необыкновенной ловкостью умел вывертываться и выходил целым и невредимым из всех придворных интриг и передряг.
Семейная жизнь Фрёлиха шла самым тихим и едва ли кому-нибудь известным порядком: поутру он облекался в свою пеструю форму и ехал в замок, а вечером, иногда довольно поздно, возвращался домой к своей экономке. Вот все, что было известно о его домашней жизни. В
Придворный шут насторожил ухо, он еще не был одет и по необыкновенно раннему часу соображал, что бы это за особый каприз мог прийти с пьяных глаз королю звать его в такую раннюю пору? Лота, выглянув в дверное окошечко, увидела на пороге стройного молодого человека в придворной ливрее.
Окинув его с головы до ног быстрым взглядом, Лота спросила, что ему угодно.
— Я хотел бы переговорить с господином Фрёлихом, — отвечал незнакомец.
— Вы от короля? — осведомилась Лота, но незнакомец оставил этот вопрос без объяснения, и Лота на том не настаивала. Она знала, что к Фрёлиху ходят иногда послы секретные, и потому пропустила незнакомца наверх, где ее хозяин в это время уже одевался перед зеркалом в свой костюм. Фрёлих также не знал, кто к нему явился: гость или посланец. Он раскланивался с ним, кривляясь с униженными поклонами и величая пришедшего
— Чем могу служить вашему превосходительству? — обратился к нему в полусогбенном положении шут.
— Ах, господин Фрёлих, — отвечал тихо пришедший, — не смейтесь над несчастьем!.. Какое там я превосходительство? Поверьте, что точнее будет, если я стану величать вас превосходительством.
— Ба-ба-ба! Я — ваше превосходительство! Да вы от короля или нет?
— Нет, я сам от себя. Я прошу у вас одной минуты, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз.
— То есть вы просите у меня аудиенции? — воскликнул с комичной важностью Фрёлих. — Да не сделался ли я сам, того не ведая, во время моего сна каким-нибудь министром? Что же, при нашем дворе… тсс!.. при нашем дворе все может случиться! Министры так грызутся, что скоро съедят друг друга, а тогда почему бы и нам с вашей милостью не стать министрами? А? Что вы думаете? Только я, на всякий случай, вперед выговариваю себе у вас министерство казны и акциза.
Гостю, однако, было не до шуток. Фрёлих это понял и заговорил в другом тоне.