Читаем Фаворитки короля Августа II полностью

— Да, так вам нужна одна минута разговора со мной и непременно еще с глазу на глаз? Что же, я согласен… эта минута к услугам вашим! Теперь в целом доме нет никого, кроме нас двоих и старой Лоты, которая занята на кухне, да дворника, который чистит лошадь на конюшне. Итак, я занимаю мое место, и аудиенция начинается!

И проговорив это, Фрёлих с важностью сел в кресло, изображая из себя сановника, принимающего просителя.

— Господин Фрёлих, — начал незнакомец, — вы, конечно, будете очень удивлены, когда узнаете, что я пришел к вам по чрезвычайно важному делу.

— Да нет, ничего; только вы смотрите, приятель, вы того… вы не ошиблись ли дверями?

— Нет, я не ошибся дверями, — возразил незнакомец. — Я пришел туда, куда нужно. Видя вас ежедневно при дворе, я вычитал в лице вашем, что вы добрый человек… что у вас великодушное сердце…

— Мой милый! Без всякого сомнения, вы хотите занять у меня денег! — прервал его, замахав руками, Фрёлих. — Но я предупреждаю вас, что из этого ничего не выйдет! Всем располагайте: моим советом, моим смехом, моими поклонами, спиной — словом, всем, чем хотите; но только не деньгами — денег нет у меня, мой милейший! Да и откуда их взять, когда сам наш великолепный, наш августейший король — гол как сокол! Как же вы хотите, чтобы у меня были деньги?

— Нет, мне даже не снилось просить у вас денег.

— А! Это другое дело, — произнес успокоенный шут. — Однако, чего же в таком случае вы можете желать от меня? Не хотите ли вы, чтобы я научил вас какому-нибудь фокусу? Например, как из одного яйца вытащить сто пятьдесят аршин лент?

— И этого я не хочу.

— Так что же, вы, может быть, просто ищете моей протекции на всякий случай?

— Да, вот это, пожалуй, что и так, — с печалью в голосе отвечал незнакомец, — когда нет никакой другой…

— Когда нет никакой другой протекции, так вы к дураку идете! — засмеялся старик. — Что же, это довольно забавно, только в этом отношении даже Шмидель как барон и камер-курьер мог бы лучше вам пригодиться. По ливрее вашей я вижу, что вы принадлежите к дворцовой службе. Однако, выговор у вас иностранный. А, впрочем, в этом ничего нет удивительного, потому что скоро саксонца при саксонском дворе надо будет искать днем с фонарем. Но кто же вы?

— Я поляк. Зовут меня Раймонд Заклик.

— Поляк! Стало быть, дворянин? Ну, так садитесь же, высокопочтенное дворянство… а я как мещанин встану и буду говорить с вами стоя…

— Полноте шутить, господин Фрёлих.

— Помилуйте, я не смею с вами шутить. Подавился бы собственным языком, если бы шутил. Но времени у нас немного и оно дорого. Говорите же, глубокоуважаемый поляк, что вам угодно?

С минуту Заклик не мог заговорить, насмешливый тон Фрёлиха, очевидно, смущал его.

— В саксонский двор попал я случайно… Вероятно, вы слышали обо мне… На мое несчастье, я очень силен: я могу сломать подкову, смять кубок и отрубить сразу голову лошади… Этим я обратил на себя внимание его величества, и ему угодно было взять меня ко двору…

— Знаю, знаю… Припоминаю, — засмеялся Фрёлих. — Не завидую вам, милейший господин… как вас?

— Заклик.

— Не завидую, господин Унглюк. Но кто же был так простодушен, чтобы советовать вам меряться силой с королем?.. Надо быть очень… очень остроумным, чтобы взять на себя такую печальную роль!

— С тех пор, как я поступил во двор… мне просто опротивела жизнь!.. Нет у меня друзей… нет покровителей… никого.

— А, так вы хотите избрать меня другом и покровителем? Это такая же счастливая мысль, как ломать подковы!.. Человече! Если бы вы могли ломать даже наковальню, то со страху, боясь возбудить зависть, не должны были сокрушать и соломинки… Нечего сказать, славно вы себя устроили!

— Так вышло, — сказал Заклик. — И никого у меня нет… Никого.

— А вдобавок еще вы поляк, когда теперь даже имя поляка выговаривать не годится… Не хотелось бы мне быть в вашей шкуре!

— Верю, и мне нехорошо в ней… Думалось, что хоть вы, господин Фрёлих, пожалеете меня.

Старый шут вытаращил на него глаза. Морщинистое лицо его сделалось вдруг серьезно и печально. Он сложил на груди свои руки, затем подошел к Заклику, взял его руку и с видом доктора стал щупать у него пульс.

— Боюсь, милейший мой, что у вас в голове того… пометалось? — тихо спросил он.

— Это могло бы случиться, — усмехнувшись, отозвался Заклик.

Лицо Фрёлиха разгладилось и снова приняло обычное выражение.

— О чем же идет дело? — спросил он.

— О том, чтобы его величество соблаговолил уволить меня от придворной службы.

— Да что же может быть легче этого? — тихо сказал Фрёлих. — Сделайте какую-нибудь глупость — тотчас же поставят на Новом рынке виселицу и вы непременно будете болтаться на ней… Это самый короткий, легкий и прямой способ уйти от короля Августа.

— На это еще, надеюсь, у меня есть время? — спросил Заклик.

— Но что же вы станете делать, если вас, положим, уволят? Потащитесь на свою родину, чтобы там с медведями рычать?

— Нет, я останусь здесь.

— Так, вероятно, одна из дрезденских красавиц пленила ваш взор?

Заклик сильно покраснел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тайны венценосцев (Интимная жизнь монархов)

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия