Фаворитки короля Августа II

Ко́зель не была слишком чувствительна. Страстная, энергичная, смелая, она, однако, нелегко поддавалась на сострадание. Но ей невольно припоминался кроткий безумец, погружавшийся по шею в воду для того, чтобы посмотреть на нее. Это льстило ее женскому самолюбию. Она не без удовольствия вспоминала о всех этих происшествиях, о которых, разумеется, никогда никому не говорила.

_____

Крепко ошибся бы тот, кто предположил бы, что влюбленный Август II ради прекрасной Ко́зель отказался от своих ночных оргий с приближенными. Оргии были ему необходимы, они вошли в привычку. Часто между подпившими царедворцами королевское слово сеяло раздор, составлявший один из способов его государственного управления. От пьяных придворных легко было добывать признания, каких они в трезвом состоянии ни за что бы не сделали.

Как легко удалось королю вызвать Гойма на откровенное описание жены, так он узнавал от других не об одном их секрете.

Однажды вечером в замке шла пирушка. Король был в хорошем расположении духа и думал о том, как бы окружить обожаемую им красавицу роскошью, олимпийским великолепием и удовольствиями. Часть дня была им посвящена важнейшим делам, а вечер — попойке.

Гойм, оставшийся при акцизе, при министерстве и при пятидесяти тысячах талеров, которыми король отер его слезы по утраченной супруге, также был тут, в числе ночных собеседников. Гойм был нужный человек, так как на все и везде требовались деньги и деньги, и только он один умел добывать их.

Он был гениален в придумывании мер к усилению доходов. Он употреблял всевозможные средства для извлечения их из обедневшего края. Обложено было податью то, с чего прежде ничего не платилось. У страны вытягивались последние гроши, которые король щедро расточал на фавориток и любимцев.

Но и гениальнейшие измышления имеют конец, особенно если они должны беспрестанно повторяться. Теперь оставалось только прибегать к мерам чрезвычайным и насильственным. Дело доходило до того, что, например, падение бывшего канцлера в значительной степени объяснялось желанием поживиться накопленными им будто бы несметными богатствами, которые, впрочем, оказались далеко меньшими, чем о них говорили. Все ограничилось дворцом, который был отдан княгине Тешен, несколькими деревушками да полумиллионом талеров, которые у него когда-то занял король и которые после всей этой передряги, разумеется, уже не предстояло надобности возвращать. Остальное достояние канцлера, заключавшееся в полутора миллионе талеров, разделили между собой Фюрстенберг, Пфлуг, а может быть, и Флемминг. Таким образом, король, рассчитывавший получить много, собственно говоря, не получил ничего.

Август питал еще особого рода надежду приобрести нужные ему баснословные суммы с помощью искусственного воспроизведения золота. Это, как известно, составляло в то время манию многих, и Август, как и некоторые другие государи, был помешан на алхимии. Тогда не сомневались в существовании чудесного раствора, превращающего всякий металл в золото, а настоящее золото — в пепел и дым.

Канцлер Бейхлинг, убежденный, как и все подобные ему мечтатели, в совершенной возможности приготовить золото в реторте, укреплял в Августе II надежду, что он отыщет ему наконец такого человека, который сумеет наделать этим способом столь необходимые для счастья его величества миллионы.

По временам всем двором овладевало особенно сильное увлечение алхимией, и тогда только и было разговоров, что о золотом эликсире.

У канцлера была своя лаборатория, у Фюрстенберга — другая; последнюю посещал и сам король. Имели лаборатории и прочие из любителей «великого дела».

Ходили слухи о некоторых счастливых мудрецах, будто бы уже открывших искомую драгоценную тайну. Это порождало в Августе подозрительность.

Нет сомнения, что Бейхлинг, умевший доставать королю деньги, не попал бы в опалу, если бы Фюрстенберг не шепнул его величеству, что у него есть уже мастер, который может добыть золота несравненно больше и легче, чем может достать канцлер посредством новых вымогательств из разоренного края.

Мудрец, на которого так рассчитывал Фюрстенберг, был простой аптекарь Беттигер из Берлина. Прошлое этого человека было самое темное, а в настоящем ясно было только то, что он не мог сделать золото, но умел его расходовать с большим удовольствием.

Несколько лет тому назад этот Ян Фридрих Беттигер родом из Шлезвига забавлялся в аптеке фабрикацией золотого эликсира или, как говорили другие, имел случай достать его у одного бродяги, называвшегося Ласкарисом… Фридрих I прусский рад был захватить себе этого золотоделателя и, разумеется, запер его в клетку, предпочитая одному обладать такой драгоценной и великой тайной… Беттигеру удалось бежать в Саксонию. Пруссаки добивались выдачи его, но король Август и сам нуждался в деньгах. Поэтому приказано было доставить дорогого человека в Дрезден.

Фюрстенберг вместе с Беттигером работал в лаборатории, и король твердо уповал, что не нынче, так завтра из их плавильной печи польется золото.