Фавориты Фортуны

Я не мечтаю о возвращении в Рим, чтобы ввязаться в новый конфликт – схватку с сенатом за земли, на которых я обязан расселить своих ветеранов. Но я не хочу, чтобы мои люди остались без награды. Поэтому мое намерение – поселить легионеров в Италийской Галлии, на той стороне Пада, где огромные площади пахотных земель и богатые пастбища находятся сейчас в руках галлов. По сути, это не римская земля, поэтому сенат ею не заинтересуется, а я смогу всегда использовать моих ветеранов, чтобы отражать нападения инсубров. Я уже обсуждал этот вопрос с центурионами, которые остались довольны. Моим солдатам не придется бесцельно болтаться несколько лет в ожидании, пока комиссия по земельным наделам и бюрократы все проверят и обсудят, составят списки и обсудят, распределят и обсудят – и закончат ничем. Чем больше я знакомлюсь с работой комиссий, тем больше я убежден: единственное, что в состоянии организовать комиссия, – это катастрофу.

С наилучшими пожеланиями, дорогой Магн.

Помпей провел зиму того года среди сильного народа васконов, живших на западной оконечности Пиренеев. Эти люди теперь сильно разочаровались в Сертории. Поскольку они хорошо отнеслись к его солдатам, Помпей занял свою армию строительством крепости для них, взяв с местных племен клятву в том, что Помпелон (так он назвал этот новый город) всегда останется преданным сенату и народу Рима.

Та зима выдалась тяжелой для Квинта Сертория. Вероятно, он всегда знал, что проиграет. И определенно не сомневался, что никогда не был любимцем Фортуны. Но он не мог с этим смириться. Он говорил себе, что все шло хорошо, пока ему удавалось вводить в заблуждение своих римских противников, которые верили, будто могут победить его в сражении. Удача отвернулась от него, когда Старикашка и Юнец разгадали эту хитрость и стали избегать сражений, избрав тактику выжидания. Тактику Фабия Кунктатора.

Предложение награды за предательство оказалось для него смертельным ударом, ибо Квинт Серторий был римлянин и понимал: в самом разумном и порядочном человеке может таиться алчность. Он больше не мог доверять ни одному из своих римских или италийских сообщников, воспитанных в тех же традициях, что и он, в то время как испанцам этот порок, который принесла с собой цивилизация, оставался еще неизвестен. Теперь Серторий держался всегда настороже – не потянулась ли чья-то рука к ножу, какое выражение лиц у присутствующих. От нервного напряжения его характер стал заметно портиться. Сознавая, что подобное поведение должно казаться испанцам странным, он старался контролировать свое настроение. А в качестве успокоительного Серторий стал использовать вино.

Затем – еще один жестокий удар – сообщение из Нерсов о смерти матери. Самое большое предательство. Даже если бы к его ногам положили окровавленные тела его германской жены и сына, которому он нарочно не дал римского образования, он не горевал бы так сильно, как скорбел о своей матери, Марии. На несколько дней Серторий закрылся в самой темной комнате. Только Диана, белая лань, и бессчетные кувшины вина составляли ему компанию. Годы отсутствия и потеря! Потеря! Горькое чувство вины.

Когда он наконец появился, это уже был другой человек. Железный. Прежде воплощение учтивости и доброты, теперь он стал угрюмым, подозрительным, готовым оскорбить даже ближайших друзей. Казалось, он физически чувствовал, как Помпей разжимает кулак, в котором он, Серторий, держал Испанию. Чувствовал, как его мир распадается на части. А потом, под влиянием выпитого вина, паранойя взяла верх. Когда он услышал, что некоторые испанские вожди тайком забирают своих сыновей из его знаменитой школы в Оске, он со своими телохранителями ворвался в ее залитые светом мирные колоннады и убил оставшихся там детей. Это было начало конца.