Фавориты Фортуны

— Серторий мертв! Убит своим собственным старшим легатом Перперной прошлой зимой. В Испании больше нет повстанческой армии! Только победные легионы Метелла Пия и Помпея Магна, которые скоро возвратятся в Италию, чтобы расправиться с тобой и со всей твоей ордой дикарей!

И Кассий снова засмеялся.

Спартак не дослушал, он бросился вон из комнаты, зажав уши, и разыскал Алусо.

Мать сына Спартака, Алусо ничего не могла сказать, чтобы успокоить своего мужа. Он покрыл голову своим алым плащом, который подхватил с ложа, и плакал, плакал, плакал.

— Что мне делать? — спросил он ее, раскачиваясь всем телом. — У моей армии нет цели, у моих людей нет дома!

Волосы свисают над лицом, колени широко расставлены, она сидит на корточках, в руках чаша с кровью, где плавают костяшки пальцев и вызывающая суеверный страх оторванная рука Батиата. Алусо помешала кости, пристально посмотрела на них и что-то пробормотала.

— Большой враг Рима на западе мертв, — сказала она наконец, — но большой враг Рима на востоке еще жив. Кости говорят, что мы должны идти, чтобы соединиться с Митридатом.

О, почему он не подумал об этом сам? Спартак отшвырнул плащ, посмотрел на Алусо сквозь слезы.

— Митридат! Конечно, Митридат! Мы пойдем через Восточные Альпы в Иллирию, пересечем Фракию, пойдем к Эвксину и явимся в Понт. — Он вытер нос тыльной стороной ладони, вздохнул, дико посмотрел на Алусо. — Фракия — твоя родина, женщина. Ты хотела бы там остаться?

Она презрительно фыркнула:

— Мое место — с тобой, Спартак. Знают они это или нет, бессы — покоренный народ. Ни одно племя в мире не в состоянии противостоять Риму. Только великий царь Митридат это может. Нет, муж, мы не останемся во Фракии. Мы присоединимся к царю Митридату.

* * *

Одной из множества проблем, связанных с такой огромной армией, какая была у Спартака, являлась невозможность прямой связи со всеми солдатами и командирами одновременно. Спартак собрал всех и сделал все возможное, чтобы его сторонники и их женщины поняли, почему они должны повернуть обратно и по Эмилиевой дороге возвратиться в Бононию, откуда двинуться по Анниевой дороге на северо-восток, в Аквилею и Иллирию. Большинство не поняли ничего. Кто-то почти не слышал слов предводителя. Многие получили искаженную версию сказанного. Кроме того, большинство италиков боялись восточных монархов. Квинт Серторий был римлянин. Митридат был варвар, который ел италийских младенцев. Он всех сделает рабами.

Марш возобновился, на этот раз на восток, но по мере приближения к Бононии разногласия росли. Если Испания очень далеко, то где же находится Понт? Многие самниты и луканцы — а они составляли большинство — говорили на латыни и на осканском наречии, и очень немногие понимали по-гречески. Как они будут жить в таком месте, как Понт, не зная греческого?

В Бононии делегация легатов, трибунов, центурионов и рядовых — около сотни человек — пришли к Спартаку.

— Мы не уйдем из Италии, — сказали они.

— Тогда и я никуда не уйду, — отозвался Спартак, скрывая ужасное разочарование. — Без меня вы распадетесь. Римляне перебьют вас всех.

Когда делегация удалилась, он, как всегда, обратился к Алусо:

— Я побежден, женщина, но не чужой армией и даже не Римом. Они слишком боятся. Они не понимают.

Кости сложились не лучшим образом. Алусо сердито их раскинула, потом собрала и положила обратно в мешочек. Она не сказала ему, что они показали. Некоторые вещи лучше оставлять в умах и сердцах женщин, которые ближе к земле.

— Пойдем в Сицилию, — предложила она. — Тамошние рабы к нам присоединятся, как они делали уже дважды. Может быть, римляне позволят нам мирно занять Сицилию, если мы пообещаем продавать им достаточно зерна по низкой цене.

Фракийка не могла скрыть своей неуверенности. Спартак почувствовал это. На какой-то отчаянный момент у него возникла идея повести свою армию на юг и по Кассиевой дороге двинуться на Рим. Но потом разум взял верх, и он оценил здравомыслие предложения Алусо. Она права. Она всегда была права. Это должна быть Сицилия.

* * *

Стать понтификом — значит войти в высший состав политической власти в Риме. Авгурство было на втором месте. Имелось несколько семей, которые очень ревностно охраняли и ценили свое авгурство. Точно так же, как другие семьи охраняли и ценили свой понтификат. Но всегда понтификат был чуть впереди авгурства. Так что когда Гай Юлий Цезарь был введен в коллегию понтификов, он знал, что более уверенно движется к своей конечной цели, к консульству, и что эта инаугурация более чем компенсировала его неудачу с фламинатом. Никто не сможет указать на него пальцем и подвергнуть сомнению его статус, говоря, что, может быть, ему нужно было остаться фламином Юпитера. Его положение понтифика говорило всем, что он прочно вошел в самое ядро Республики.

[Карта 13 - "Юго-западная Италия"][14]