Федералист

Но законодатели не только смогут успешно защищать свое дело перед лицом народа. Они, вероятно, сами составят суд. То же влияние, которое послужило избранию их в законодательные органы, обеспечит им место в конвенте. Пусть не всем, но многим и, без сомнения, ведущим [c.340] фигурам, от которых в подобных собраниях все и зависит. Короче, в конвент войдут главным образом те, кто был, есть или рассчитывает стать членом того самого ведомства, которому предъявлено обвинение. И следственно, они же окажутся одной из тяжущихся сторон по вопросам, ожидающим их решения.

Правда, может случиться, что исполнительная и судебная власть обратятся к народу при обстоятельствах менее им враждебных. Скажем, узурпации со стороны законодателей могут произойти чересчур откровенно и чересчур внезапно, не успев принять маскирующую окраску. А возможно, сильная партия среди самих законодателей возьмет сторону других ветвей. Или исполнительная власть вдруг окажется в руках человека, пользующегося особым расположением народа. При таком положении вещей общественное решение может испытать меньше воздействия в пользу законодателей. И все же невозможно ожидать, чтобы вопрос был рассмотрен по справедливости. Так или иначе, но расследование неизбежно будет связано с духом, господствующим в уже составившихся партиях или в партиях, на которые разобьется публика по данному вопросу. Оно будет связано с людьми, пользующимися в данном обществе известностью и влиянием. Оно будет проводиться теми же самыми людьми, которые были участниками или противниками принятия тех мер, к которым относится их же решение. А посему людские страсти, а не разум будут судиями. Меж тем как только разум народа должен контролировать и регулировать действия правительства. Страсти же должны контролироваться и регулироваться правительством.

В предыдущей статье мы пришли к заключению, что одних заявлений, внесенных в конституцию, недостаточно, чтобы удержать ту или иную ветвь власти в отведенных ей пределах. Отсюда явствует, что обращения к народу не представляют собою уместную, тем паче действенную меру для достижения этой цели. Насколько же меры иного рода, предусмотренные в цитированном выше проекте, ей соответствуют, не входит в предмет моего рассмотрения. Отмечу лишь, что некоторые предложения безусловно могут считаться разумным политическим решением, а все вместе составлены с исключительным знанием дела и четкостью.

Публий [c.341]

КОММЕНТАРИИ

На авторство этой статьи претендовали как Гамильтон, так и Мздисон. Дж. Кук на основании, по его мнению, “самого надежного” свидетельства Гамильтона об авторстве “Федералиста”, в котором не было указаний на принадлежность этой статьи ему, закрепил ее за Мэдисоном. Бесспорно, однако, влияние Гамильтона, поскольку статью отличает такая решительность аргументации, которая среди авторов “Федералиста” была свойственна только ему.

Сказанное в статье 49 – одно из самых откровенных суждений, вводящих в мировидение Публия. Он, хотя и в изысканных выражениях, отверг, видимо, по общему мнению Гамильтона и Мэдисона, конституционное праздномыслие Т. Джефферсона. Публий нашел в высшей степени удобный повод для демонстрации достоинств новой конституции США, сравнив ее с той, которую избрал для своего родного штата великий американский просветитель. Наивности гениев эпохи Просвещения противопоставляются рассуждения в духе Платона о границах возможного в политической жизни.

Публий сказал категорическое нет прекраснодушным мечтам Т. Джефферсона касательно желательности обращения к народу, проведения по современной терминологии своего рода референдумов, влекущих частое изменение конституции. В статье 49 и тематически связанных с ней обосновывается положение о незыблемости законов. Это вошло в золотой фонд американской государственной мысли. Крупный государственный деятель США А. Линкольн в прославленной “лицейской речи” отточил логику 49-й статьи Публия:

“Пусть каждая американская мать вдохнет благоговение перед законами лепечущему младенцу, резвящемуся в ее объятьях, пусть ему учат в школах, семинариях и колледжах, пусть о нем напишут в букварях, прописях и альманахах, пусть его проповедуют с кафедр, провозглашают в залах законодателей, исполняют в судах. Коротко говоря – пусть оно станет политической религией народа, пусть стар и млад, богач и бедняк, серьезный и веселый, мужчина и женщина, говорящие на любом языке, любого цвета кожи, любого положения не устанут приносить жертвы на его алтарь”. Страстное суждение А. Линкольна приобретает еще большее звучание, если припомнить, что, когда составлялась конституция и писался “Федералист”, США не знали политических партий, а во времена Линкольна уже оформилась двухпартийная система, разумные адепты которой сходились на безусловном “благоговении” перед законом. O чем настоятельно напомнил Линкольн тем, кто стремился поставить интересы своей партии над законом. [c.578]

К тексту

Федералист № 50 [49]*

Джеймс Мэдисон