Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres]

Соответственно сюжету, автор «Хозяйки» пытается создать новый повествовательный стиль на почве русского фольклора. «Речевой образ» Катерины вырастает из широкого распева русской народной песни. Речь ее мотивируется ее прошлым. Мурин называет ее «мужичкой»: выросла она в лесу, за Волгой, «меж бурлаков да заводчиков»; живет в мире преданий и песен. Власть Мурина над ее душой связана с его «шепотливыми сказками». «Катерина смотрела на него внимательными, детски удивленными глазами, и казалось, с неистощимым любопытством, замирая от ожидания, слушала то, что ей рассказывал Мурин».

Вот пример ее ритмической речи: «Люб или не люб ты пришелся мне, знать, не мне про то знать, а верно, другой какой неразумной, бесстыжей, что светлицу свою девичью в темную ночь опозорила, за смертный грех душу свою продала да сердца своего не сдержала безумного»… Во всех сценах, где появляется Катерина, ее речевая стихия побеждает словесный стиль ее собеседников. Мурин характеризован в своей речи как мещанин. Он говорит Ордынову: «Я вот про то, ваше благородие, их благородие на ваш счет маленько утрудить посмел. Оно того, сударь, выходит, – сами знаете, – я и хозяйка, то есть рады бы душою и волею… Что нам? Были бы сыты, здоровы, роптать не роптаем

…» Но тот же Мурин в присутствии Катерины подчиняется ее песенной стихии и говорит ее языком: «Да по ней, по слезинке, небесной росинке, тебе и тужить-горевать не приходится. Отольется она тебе с лихвой, твоя слезинка жемчужная, в долгую ночь, в горемычную ночь». У Мурина колдуна-сказочника такой переход от мещанского сказа к песенному стилю психологически понятен. Но когда петербургский мечтатель, молодой ученый Ордынов, изменяет своей литературной манере и обращается к Катерине на ее языке, стилистический переход поражает своей неожиданностью. Вот его слова: «Кто ты, кто ты, родная моя? Откуда ты, голубушка? Из какого неба ты в мои небеса залетела?.. Что снилось, о чем гадала ты вперед, что сбылось и что не сбылось у тебя, все скажи. По ком заныло в первый раз твое девичье сердце и за что ты его отдала?»

Откуда пришел к Достоевскому этот фольклорный материал? Стилистическое влияние гоголевской «Страшной мести» несомненно, но им не исчерпывается словесная форма «Хозяйки». В сонных видениях Ордынова воспоминания детства занимают большое место. Ему грезятся «нежные, безмятежно-прошедшие годы первого действа», когда «мать крестила, целовала его и баюкала тихою колыбельною песенкой». Быть может, в повести отразились воспоминания детства писателя, песни матери, сказки мамки Лукерьи и няни Алены Фроловны.

Два мира сталкиваются в композиции «Хозяйки»: мир петербургского «мечтательства» и мир страшной народной сказки, мир Ордынова и мир Катерины. Несмотря на попытки автора гармонизировать их, они противостоят друг другу в резком контрасте. Это соединение разнородных элементов возмутило Белинского. Он сообщал Анненкову: «Достоевский написал повесть „Хозяйка“, ерунда страшная. В ней он хотел примирить Марлинского с Гофманом, подболтавши немного Гоголя». В «Современнике» критик писал о новом произведении Достоевского: «Удивительно ли, что вышло что-то чудовищное, напоминающее теперь фантастические рассказы Тита Космократова, забавлявшего ими публику в 20-х гг. нынешнего столетия. Во всей этой повести нет ни одного простого, живого слова или выражения. Все изысканно, натянуто, на ходулях, поддельно и фальшиво».

Повесть Достоевского была не понята и отвергнута современниками. Только в наше время начинает открываться ее художественная ценность. Если бы автор противопоставил в «Хозяйке» два мира только для эффектного контраста, Белинский оказался бы прав; она осталась бы в литературе как некое «чудовище». Но Белинский не увидел, что миры эти органически объединены художественной идеей, одной из самых глубоких во всем творчестве Достоевского. И Ордынов, и Катерина в разных планах воплощают единую тему о слабом сердце. Ордынов беззащитен перед налетевшей на него страстью; в душе, ослабленной одиноким мечтательством, чувство сразу же получает разрушительную силу, ведущую не к жизни, а к смерти. Душевное напряжение парализует действие и истощает себя в призраках эротического воображения. Когда Ордынову нужно бороться за свое счастье, нужно спасать Катерину от ее злого гения, он терпит постыдное поражение. В борьбе за Катерину победителем остается Мурин. Ордынов замахивается на него ножом, но не в силах поразить злого колдуна. «Нож выпал из рук его и зазвенел на полу». О малодушии «слабого сердца» философствует Мурин: «Дай ему волюшку, слабому человеку, – сам ее свяжет, назад принесет… За нож возьмется в сердцах… а пусть те дадут этот нож в руки, да враг твой сам перед тобою широкую грудь распахнет: небось и отступишься». В этой тираде Мурин говорит и об Ордынове, и о Катерине, он соединяет их насмешливым выражением «слабый человек».