Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres]

Отзыв Белинского удручил и вполне убедил Достоевского. В письмах к А. Краевскому от 1849 г. он горько жалуется на свою «поденную работу» прошлого года: «Оттого что я, чтоб исполнить слово и доставить к сроку, насиловал себя, писал, между прочим, такие дурные вещи или такую дурную вещь, как „Хозяйка“, тем впадал в недоумение и самоумаление и долго потом не мог собраться написать серьезного и порядочного. Каждый мой неуспех производил во мне болезнь»… «Чтобы отплатить вам за одолжение, я наскоро написал другую повесть и рискнул своею подписью, которая для меня единственный капитал»… «Я не обрабатывал достаточно моих произведений и писал к сроку, т. е. согрешил против искусства. Я не щадил своего здоровья и делал мученические усилия, чтобы „расквитаться“». Так сурово оценивает автор произведения 1848 г. «Самоумаление» его чрезмерно и несправедливо. Строгий суд над собой всегда был свойствен Достоевскому. Ему всегда казалось, что он «недостаточно обрабатывает свои произведения» и «грешит против искусства». «Идиотом» и «Бесами» он был удовлетворен не более, чем «Хозяйкой». Однако повести 1848 г. страдают не только недостатком обработки: на них отразилась растерянность автора, его «недоумение»; это опыты, искания, пробы. Достоевский переживает кризис и мучительно ищет свой литературный стиль. И в этом кризисе творчества внешние условия, нужда, задолженность Краевскому, работа к сроку, играют лишь второстепенную роль.

Из восьми произведений 1848 г. наименее удачные первые два, «Чужая жена» и «Ревнивый муж», соединенные впоследствии автором для издания 1865 г. в один рассказ под заглавием «Чужая жена и муж под кроватью. Происшествие необыкновенное»[8]

.

Пикантные приключения ревнивого обманутого мужа описаны автором в легком жанре Поль-де-Кока. Достоевский с увлечением читал этого модного тогда писателя и пытался подражать его парижскому esprit. Герой рассказа, Иван Андреевич, жалуется, что у его жены «вечно Поль-де-Кок под подушкой», и в волнении смешивает Глафиру Петровну с литературой. «Я говорю, одна дама благородного поведения, т. е. легкого содержания – извините, я так сбиваюсь, точно про литературу какую говорю. Вот выдумали, что Поль-де-Кок легкого содержания, а вся беда от Поль-де-Кока-то-с… вот!» На таких сомнительных остротах и словесных каламбурах строится комический эффект. В первой главе (соответствующей рассказу «Чужая жена») старый муж (господин в енотах) встречается на улице перед одним «бесконечно-этажным домом» с любовником своей жены (господином в бекеше). После длинного и претендующего на высокий комизм диалога выясняется, что Глафира Петровна изменяет одновременно и мужу, и любовнику. Во второй главе (соответствующей рассказу «Ревнивый муж») тот же Иван Андреевич, желая выследить свою неверную жену, попадает в чужую квартиру и прячется под кровать, под которой уже лежит какой-то молодой человек. Снова – пикантный диалог; молодой человек оказывается любовником жены, он тоже ошибся этажом. После бегства любовника почтенный Иван Андреевич с позором вылезает из-под кровати и предстает перед разгневанным его превосходительством, в квартиру которого он по ошибке попал. Сцена объяснения смущенного чиновника с «генералом» – единственная живая в рассказе. Бессвязная, перепуганная и подобострастная болтовня Ивана Андреевича, «распекание» генерала, истерика генеральши действительно производят комическое впечатление. Автор забывает о Поль-де-Коке и возвращается к избитой теме чиновничьей литературы, о смешном чиновнике – обманутом муже. Характерно влечение Достоевского к театральной форме; весь рассказ состоит из диалогов и построен в жанре легкого водевиля. Эпический элемент вводится лишь в качестве авторской ремарки. «Чужая жена» первый опыт повести-комедии

; к этой форме Достоевский вернется в «Дядюшкином сне» и «Селе Степанчикове». Набросок комической фигуры расслабленного и выжившего из ума старика, которого «ревнивый муж» принимает за князя и называет «ваше сиятельство», послужит автору материалом для образа другого князя, тоже расслабленного и впавшего в детство, – героя повести «Дядюшкин сон».

Вторая повесть 1848 г. «Слабое сердце» несравненно выше игривого фарса о ревнивом муже[9]

.

Растерявшись после провала «Хозяйки», автор решил, что он на ложном пути, что воскресить романтический жанр ему не удалось и что ему не следует выходить из рамок «натуральной школы», которой он был обязан своим первым и единственным триумфом, успехом «Бедных людей». После экскурсий в области фольклора и адюльтерного романа он смиренно возвращается в знакомый мирок «чиновничьей литературы».