Энджи наморщила нос, будто собираясь заплакать, но Линетта вручила ей леденец — и малышку как ветром сдуло.
— Простите за беспокойство, господа чародеи, — девушка поставила на стол блюдо с яблочным — с пылу, с жару — пирогом. — Должна признаться, всю эту историю с подменышем я выдумала. Не знала, как ещё отвадить сестру от комнаты, где занимаюсь чародейством.
— А п-почему бы п-просто не разрешить Энджи туда входить? — Орсон взял кусок пирога. — Она же ещё ребёнок. А значит, н-недозволенное манит её с удвоенной силой.
— Не хочу, — надула губы Линетта. — Я люблю побыть одна, помечтать, почитать, а она лезет и лезет. Болтливая — спасу нет! Ну, вы, наверное, заметили.
Элмерик вздохнул. Похоже, сёстры не очень-то ладили. Впрочем, кто он такой, чтобы лезть в чужие отношения? Не его это дело.
Пришлось сменить тему.
— А как тебе удалось приручить брауни?
— Ну я же ведьма, — девушка приосанилась. — У обычного человека не получилось бы, правда же?
— Ведьма или нет, а сердце у тебя д-доброе, — улыбнулся Орсон. — П-плохому человеку брауни п-помогать не станут.
Но не успела Линетта зардеться как маков цвет, как он добавил:
— Только ты не ври больше сестре и не пугай её. А то б-брауни рассердятся и уйдут.
— Это вообще-то шутка была, — девушка вцепилась в край скатерти, смяла в руке уголок. — Подумаешь, пару раз подменила молоко на прокисшее и ягодки рассыпала…
— А на языке фейри правда говорила? — Элмерик не мог не спросить.
— Что? Нет, конечно. Просто несла тарабарщину. Говорю же — шутила!
— Всё как я и думал, — бард протянул руку, и Орсон со вздохом положил ему на ладонь серебряную монету, а потом с улыбкой упрекнул Линетту.
— В-вот видишь, я тебе поверил, а теперь расплачиваюсь…
Губы девушки дрогнули. Улыбка сошла с её лица, щёки полыхнули, и Элмерик даже ткнул Орсона локтем в бок, мол, может хватит совестить бедняжку? Она и без того сейчас от стыда сгорит.
— Я больше не буду пугать сестру и притворяться подменышем… — Линетта шмыгнула носом.
И Орсон кивнул:
— Хорошо, я тебе в-верю.
Они посидели ещё немного, выпили по новой чашечке чая. Через некоторое время Элмерик понял, что чувствует себя лишним: девушка глаз не сводила с Орсона, если и заговаривала, то только с ним, а от Элмерика чуть ли не отмахивалась, как от назойливой мухи. Может, всё ещё злилась, что он в окно подсматривал? Что ж, насильно мил не будешь. По правде говоря, не очень-то и хотелось. Он засобирался, и Орсон — вот дурачок — тоже. Линетта вышла их проводить на крыльцо. Встала, подбоченившись, покрутила на пальце прядку у виска.
— А мы ещё увидимся?
Элмерик молчал, потому что вопрос явно предназначался не ему. А Орсон безо всякой задней мысли кивнул.
— П-почему бы и нет? Как-никак в одной д-деревне живём. Рано или п-поздно п-пересекутся дорожки.
— Тогда я попрошу у фейри, чтобы это случилось пораньше.
Линетта ещё долго стояла на крыльце и махала рукой им вслед.
— Ты мог бы быть полюбезнее, — сказал приятелю Элмерик, когда они отошли от ограды. — Видно же: ты девушке понравился.
— Да ну, быть того не может, — отмахнулся здоровяк.
— Ага, и именно поэтому она стреляла глазами и намекала на будущую встречу. Хоть бы на танцы её пригласил, балбес.
— Н-но я…
— Ой, да все знают, что ты по уши влюблён в Келликейт, — Элмерик пожал плечами. — Но я же не жениться на Линетте предлагаю. Отдохни, развейся, нечего смаковать свои печали. Каждому известно: лучшее лекарство от безответной любви — другая любовь.
Орсон покачал головой.
— Н-нет, это будет н-нечестно. Я так не могу.
Ну что ты с ним будешь делать? Рыцарь! Ещё не опоясанный, но по духу — уже вполне. Элмерик решил попробовать зайти с другой стороны.
— Тогда ты мог бы навестить Энджи. Привези ей каких-нибудь сладостей. Девчонка будет счастлива до визга. А то у неё ни отца, ни брата…
— Спасибо за д-добрый совет, — обрадовался Орсон. — Н-надо будет и впрямь выбраться.
Что ж, Элмерик сделал всё, что мог, чтобы помочь другу починить разбитое сердце. Теперь оставалось надеяться, что Линетта перестанет мусолить скатерть и возьмёт дело в свои руки. Она вроде девица бойкая!
Увы, в последующие дни мастер Патрик так загрузил их учёбой, что всем стало не до поездок в Чернолесье.
Элмерик вспомнил об Энджи и Линетте только через пару недель, когда они с Орсоном вновь поехали в деревню, да и то лишь потому, что увидел возле живой изгороди знакомые торчащие в стороны косички. Девочка ждала их у дороги, подпрыгивая от нетерпения.
— Дяденьки-колдуны! — она замахала руками. — Дяденьки-колдуны, беда!
— Что стряслось? — Орсон придержал лошадей, и Энджи, забравшись в телегу, уткнулась носом ему подмышку и разрыдалась.
— Линии теперь совсем-совсем подме-е-еныш!
— Где-то мы это уже слышали, — хмыкнул Элмерик.
Девочка не подняла лица. Её плечи снова затряслись, и Орсон положил ладонь между её острых лопаток:
— Н-ну, не реви, разберёмся.
— Вот ты и разбирайся, — бард сплёл руки на груди. — Иди один, я серьёзно. Телегу и без тебя разгрузят.
— Из нас двоих Истинным зрением обладаю не я, — тихо, но твёрдо возразил Орсон.
Пришлось, наклонившись к нему, зашептать на ухо.