Фейсбук 2018

Я матерый индивидуалист и терпеть не могу никаких единений - ни демонстраций с митингами, ни возьмемся за руки, друзья, ни тим спиритов. Любые команды мне противны и командные виды спорта. И к футболу я равнодушен, к народным гуляниям - тем более. Но вчера радовался вместе со всеми, а как иначе? - моя страна выиграла. Все европейцы ликуют, когда их страна выигрывает, и не только европейцы. И вообще, смотреть на радующихся людей - счастье. Разумеется, можно чувствовать иначе. Это святое право каждого - чувствовать по-своему. Но из него не следует, что надо громогласно фыркать и публично облачаться в траур. Никакая ненависть к кровавому режиму не должна лишать нас разума. Ведь в таком трауре нет ничего личного, он - обратное общее место, зависимое от тех, на кого фыркают. Зачем от них зависеть? Не говоря уж о том, что желать своей стране поражения потому, что кровавый Путин, проклятый царизм и ужасы самодержавия, это Ленин Владимир Ильич в чистом виде, образцовый, тем более очевидный, что чемпионат мира по футболу это мировая война понарошку, и все, как сто лет назад, ничего не меняется.

Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19: 30).

Всех с победой России и выходом в четвертьфинал, ура!

В связи с сериалом "Садовое кольцо", но не только по его поводу, других - вагон и маленькая тележка, пора защитить детей - в искусстве, в искусстве, разумеется. А то когда сталевары, металлурги или нефтяники, это славная рабочая династия, наша гордая преемственность, а когда художники, литераторы, артисты, музыканты, составляющие по первым буквам хлам, то сразу - блатные сынишки и детишки, ваша семейственность не пройдет, стыдитесь! При ранних большевиках это было понятно, всем рулил гегемон, ценилась только черная кость, рабоче-крестьянское происхождение, остальные считались позорнее сифилиса. Но при Брежневе былые страсти стерлись, запылились, а все равно преемственность и семейственность разделяли, как агнцев и козлищ, и подлая эта привычка уцелела до наших дней.

При Брежневе было то объяснение, что художники, композиторы и писатели много получали, больше других, и отец определял сына на доходное место. Эта версия и тогда не впечатляла, но сегодня она звучит совсем анекдотично: нефтяники и металлурги (да и управленцы, и чиновники, конечно!) получают не в пример больше писателей и артистов, работающих за самые плевые копейки, не пацанские это профессии. Нет, это про другое - про всегдашнюю ненависть к мажорам, про то, что нельзя высовываться, мы люди простые, бедные, мы скромные, смиренные, цветем неярко, шелестим неслышно, кривой осиной стоим на опушке.

Ненависть к мажорам это наш гений места, он всех переживет и все зажует, он при большевизме, при зрелом социализме, при капитализме, при путинизме, он с нами навсегда. И он причудливым образом соединяется с размахиванием скрепой. Ведь сын, наследующий ремесло отца, это самое естественное, самое традиционное, что только может быть, скрепа как таковая: средневековые цеха, художники, сапожники и пирожники, из поколения в поколение передающие тайны мастерства. Но сапожникам и пирожникам можно, а художников будем гнать ссаными тряпками.

Какое счастье, что этот идиотизм нигде никого раньше не воодушевлял. Особенно порадуемся за главную в искусстве страну Италию. Иначе бы у художника Якопо Беллини не вырос великий сын Джованни, у выдающегося живописца Филиппо Липпи не получилось бы прекраснейшего Филиппино Липпи, а скульптор Пьетро Бернини не воспитал бы Джованни Лоренцо, главного гения барокко, не было бы семейств Бассано и Тьеполо и многих других, а караваджист Орацио Джентилески не дал бы миру свою дочь Артемизию, первую в истории художницу-феминистку. Страшно подумать, каких колоссальных богатств мы были бы лишены. А посему, дорогие друзья, которые борются с детишками и сынишками, идите, пожалуйста, нахуй!

"А Алексей Маресьев сказал: “У каждого в душе должен быть свой комиссар”. А у меня в душе нет своего комиссара. Нет, разве это жизнь? Это не жизнь, это фекальные воды, водоворот из помоев, сокрушение сердца. Мир погружен во тьму и отвергнут Богом. Не подымаясь с земли, я вынул свои пистолеты, два из подмышек, третий — не помню откуда, и из всех трех разом выстрелил во все свои виски и опрокинулся на клумбу, с душой, пронзенной навылет".

Это из Венидикта Ерофеева, самого глубокого русского писателя ХХ века, наверное. Но разве не про то же Петров-Водкин, в ХХ веке самый глубокий русский живописец? И в "Смерти комиссара", этой советской Пьете, все, изумительно описанное Ерофеевым, уже есть - и водоворот из помоев, сокрушение сердца, и мир, отвергнутый Богом, и душа, пронзенная навылет.