На следующий день под усиленной охраной на свидание к фехтовальщице пришел де Санд, и его долгое объятие чуть не нарушило в душе девушки то желанное равновесие, которое установилось в ней в эти последние два дня. При свидании присутствовал Эжен. Нормандец, как обычно, руководил охранниками, и было видно, как он доволен, что от него зависел теперь и его бывший хозяин.
— Я не дам тебе погибнуть, — шепнул Даниэль. — По пути на Гревскую площадь мы тебя отобьем.
— Нет, не смейте! У вас ничего не получится, сюжет заканчивается, и вам не дадут это сделать.
— Какой сюжет? Ты бредишь?
— Нет, я должна уйти. Не мешай мне, иначе ты погубишь себя! У тебя сын, Жули, школа… Прошу тебя, Даниэль!
— Я не буду спокойно смотреть, как тебя убивают.
— Свидание закончено, — прервал эти лихорадочные перешептывания Эжен. — Господин де Санд, покиньте камеру.
— Замолчи, щенок, а то пожалуюсь Домбре, и он выкинет тебя отсюда! Будешь снова с де Гардом налоги возить! А ну выйди за дверь!
Эжен в нерешительности застыл, потом развернулся и молча вышел.
— Прощай, — Женька поцеловала де Санда в губы, а потом предала ему рукопись. — Отнеси Монро. Это лучшее, что ты можешь сделать для меня.
Утром Домбре объявил о приходе священника. Увидев его, девушка слегка опешила. В темной сутане был тот, кого уже давно подспудно ожидала увидеть фехтовальщица, то есть, профессор Монрей.
— Вы?.. — не зная, то ли радоваться, то ли пугаться, спросила измученная пленница.
— Сюжет заканчивается, Женечка.
— Да, я поняла… Я проиграла?
— А вы как думаете?
— Я думаю, что все делала по совести.
— По совести человека, в руках которого оружие?
— Я же фехтовальщица.
— Да-да, но вы могли бы фехтовать на другой территории. Я давал вам шансы. Вы могли бы вести дело или выйти замуж. «Божья птичка», прачечная, Форгерон — это же было бы просто прекрасно!
— Вы все врете! Я не могла вести дело! Мне мешали! А замужество?.. Так я же вышла замуж!
— Да, но вместо того, чтобы уехать из Парижа, вы вступаете в поединок с королем, более того, с обществом! А эта ваша выразительная речь на суде — красивое вранье! Вы не Посланница Грозы, вы сама эта гроза! Вы ни к чему не призваны, вы просто хотите быть там, где опасно, а там, где опасно, не может быть мирного финала, Женечка!
— Пусть так, но это уже мое дело, господин профессор!
— А только ваше ли? Вам перечислить тех, кого вы прямо или косвенно погубили?
— Тогда дайте мне тоже спокойно умереть, раз я такая плохая! Я не хочу больше об этом разговаривать!
Фехтовальщица отвернулась и, отойдя к стене, уставилась в глухую каменную кладку.
— Эка, бойкая!.. Так не разговаривай. Волосы только подыми, я шею посмотрю.
Женька обернулась. На месте Монрея стоял Домбре и какой-то человек с засученными рукавами суконной куртки. Фраза про шею принадлежала именно ему.
— … Вы кто? — не поняла девушка.
— Кто… палач я. Клошен.
— А-а… Клошен… Вы меня помните, сударь?
— Я?.. Чего помню?
— Я однажды подвезла вас в экипаже. Вы были с девочкой.
— … А, помню… Ну что ж… вот и свиделись. Я упреждал вас, госпожа. Волосы-то подымите… аль нет, не нужно… Помню шейку вашу. Не бойтесь, хорошо срежу — не почуете.
Фехтовальщица слегка содрогнулась. «Он совершенно хочет добить меня», — подумала она, но не о палаче.
— Вам еще повезло, сударыня, — сказал Домбре, когда Клошен ушел. — Король оказал вам милость и дал распоряжение не пытать вас водой перед казнью.
— Что за глупость? Зачем пытать перед казнью?
— Таков протокол. У вас будут какие-нибудь личные просьбы, сударыня?
— А вы исполните все, что я попрошу?
— Все, что не выходит за рамки закона, сударыня.
— Тогда съездите в Лувр и скажите королю, чтобы он отдал приказ арестовать господина де Санда.
— Де Санда? Зачем?
— Он хочет организовать нападение и отбить меня.
— Я не понимаю… Вы хотите сдать господина де Санда королевскому суду?
— Не суду. Пусть его подержат где-нибудь один день… И побольше солдат, а то он вздумает сопротивляться.
— А, я понял, сударыня. Это все?
— Еще я хочу вымыться.
— А лекарь разрешит? Ведь вы…
— Наплевать. Какое теперь это имеет значение?
Обе просьбы были выполнены. Домбре съездил в Лувр, после чего сказал, что король согласился удовлетворить просьбу, касающуюся господина де Санда. Потом комендант отдал распоряжение принести в камеру фехтовальщицы большую лохань, в которой обычно стирали белье. Камеру хорошо прогрели, а лохань наполнили горячей водой. Опасаясь возобновления кровотечения, комендант пригласил Лабрю, и Дениза мыла фехтовальщицу под его чутким присмотром. Здесь же присутствовала охрана Эжена, который привел врача в камеру, но Женьке, в самом деле, было наплевать, — она уже давно ходила голой перед здешним обществом и теперь наслаждалась только тем часом, который дал ей для последнего омовения Домбре.
Ей было выдана свежая сорочка и простое платье из черного сукна. Перед уходом Лабрю еще раз осмотрел девушку, потом поклонился, поцеловал ей руку и удалился.
Вечером пришел Генрих, которому дали последнее свидание, и сказал, что купит у палача ее голову.
— Зачем? — не поняла Женька.