Фехтовальщица (СИ)

— Я прошу вас, Генрих!

Маркиз нехотя убрал оружие в ножны, вернулся в седло, и они, оставив раненого графа на попечение его людей, поехали дальше.

— Давно вы знаете д’Ольсино, Жанна? — когда место стычки осталось далеко позади, спросил Генрих.

— Недели две.

— И с тех пор он ваш, как вы тут кричали?

— Да.

— Он что, вас обидел?

— Он приказал меня выпороть.

— Выпороть? — засмеялся Генрих.

— Что вы смеетесь? — нахмурилась девушка.

— Согласен, вас иногда надо пороть.

— Не больше, чем вас, сударь.

— А что там граф говорил про какого-то де Барбю?

— Как что? Вы же слышали — это его приятель, и его убили.

— Кто?

— Я.

— Вы шутите?

— Уже нет.

— Хм, занятно… Впрочем, после того, как вы отмахнули пол уха бедняге де Жуа, это неудивительно! За что же вы так отделали этого несчастного приятеля графа д, Ольсино?

— А это он меня порол.

— Ну, он всего лишь выполнил приговор суда, которым угрожал вам король, — опять засмеялся де Шале.

— Перестаньте, Генрих, это не смешно! Когда я сбежала из дома графа, Барбю гнался за мной! Он хотел меня убить! Я выстрелила в него из арбалета.

— Из арбалета? Превосходно! А что же у вас все-таки было с графом?

— Мои дела с графом д’Ольсино вас не касаются.

— А у вас еще остались с ним какие-то дела?

— Остались.

— Эх, надо было-таки прикончить этого прощелыгу! — вдруг с неподдельной досадой воскликнул де Шале.

— Всему свое время, сударь, — мрачно пообещала фехтовальщица.

— Но теперь д’Ольсино подаст на вас в суд за убийство де Барбю!

— Не подаст.

— Почему?

— У него самого открыт счет в аду.

7 часть. "Привал странников"

Посланница грозы

Женька не совсем поняла, зачем не сдержалась и рассказала фавориту короля о де Барбю. Искала ли она понимание, или ей хотелось щегольнуть своей воинственностью, или ее подвела обыкновенная девичья привычка поболтать, но о дальнейших своих планах относительно д’Ольсино и школы фехтования девушка больше не распространялась, вовремя осознав, что такому дворцовому разгильдяю, как маркиз де Шале, глупо говорить слишком много. Волей случая маркиз давал девушке отличную возможность находиться в Париже под именем баронессы Гонзалес, и этого было вполне достаточно, чтобы успеть найти покупателя.

Фехтовальщице нужен был другой помощник, не капризный фаворит, который уже имел на нее какие-то виды, а человек нейтральный, умный и относительно циничный. Циничных людей Женька не опасалась, — они были для нее, хотя и неприятной для чтения, но открытой книгой, и она вспомнила о де Ларме. Хитрый, с разбойничьими повадками, утонченный провансалец подходил в этом деле по всем меркам. Единственным слабым местом здесь было его близкое знакомство с де Беларом, но фехтовальщица была более, чем уверена, что своему другу Люис ничего не скажет. Она решила съездить к де Ларме сразу же, как только де Шале уедет и оставит ее одну.

Духота становилась невыносимой. По кромке горизонта в сторону города ползли тяжелые тучи, но Женька улыбалась.

По приезде в Париж Генрих устроил ее в гостинице «Привал странников», хозяйкой которой по причине инвалидности мужа была его жена Аманда Лукре. Поскольку здесь раньше жила и Мария Гонзалес, Генрих представил девушку не как испанку, а как свою дальнюю родственницу, ту самую Жанну де Шалье, протекции которой помешала добиться его симпатия к Жанне де Бежар.

— Это самая приличная гостиница в Париже, — сказал Генрих. — Хозяйка меня знает, и у вас здесь будет лучшее обслуживание, сударыня. К сожалению, я должен вернуться к королю.

— А вы успеете до грозы?

— Вы за меня беспокоитесь? Мне это нравится.

— Я беспокоилась бы за всякого другого на вашем месте.

— Ладно-ладно, пусть так. Я укроюсь в лесу, если гроза меня застанет, а там положусь на судьбу. Если Создатель ко мне еще благосклонен, я приеду завтра после полудня. Ведите себя хорошо и не убивайте никого до моего приезда.

Аманда поселила девушку в одном из номеров второго этажа. Женька проводила де Шале взглядом из окна, а как только он скрылся за поворотом, упала на кровать и около получаса лежала неподвижно, слушая гостиничные звуки и отдыхая от того жара, в который ее бросил душный полдень. Как бы то ни было, но она была довольна, — побег в Париж удался, у нее был дневник, и она не встретила Кристофа, встречи с которым боялась больше даже, чем встречи с графом д’Ольсино.

За окном вдруг резко потемнело, раздался мощный раскатистый удар, будто на небесах вздумал поколоть орешки сам господь Бог, потом ярко сверкнуло, и зло застучал по крышам дождь. Женька вскочила, подбежала к окну, резко рванула створку и, посмотрев в ту сторону, куда уехал де Шале, невольно прижала рукой грудь. Под зеленым бархатом вдруг мягко толкнулось в ладонь сердце.

Город притих и потемнел. В тяжелом сумраке злорадно заблестели черепицы крыш, а шпили храмов стали похожи на иглы. Улицы мгновенно обезлюдели. Горожан словно смыло потоками грязной воды, которая неслась по переулкам, вымывая помои и мусор.

— Ой, госпожа, что вы делаете? — воскликнул кто-то за спиной.