Феномен ДБ

«С возрастом развилась у него мизантропия в отношении коллег. Быкова в писательском цеху боятся. Если б только кусался – ладно бы ещё, но к тому же обнаружилась ядозубость в критических статьях и даже в автопредисловиях к своим сборникам: "Рецензирование этой книги, а также любые упоминания о ней в негативном, позитивном или нейтральном контексте категорически запрещаются". И дальше список коллег и даже изданий. И угроза на случай, если не послушаются запрета».

Тут нечему удивляться. В конце 90-х и в начале нулевых у Быкова возникли проблемы с добыванием средств на пропитание семьи. Ни журналистика, ни бульварные романы, ни преподавание в школе не могли вывести из бедности. Кто-то во всём этом был виноват, и Быков в качестве объекта мести выбрал более удачливых писателей. Можно предположить, что появился новый его двойник – Быков-мститель.

Кстати, на возможность существования двойников задолго до меня указал Дидуров:

«Быков с Быковым, Быков со страной и государством (или народом), Быков с излюбленными идеалами и Быков с отталкивающими пороками его "во мне и вовне" мутузится на страницах своих писаний, как (по Лихтенбергу) два всадника на одной лошади».

А что прикажете делать, если нет сил сдержать свои эмоции, если откуда-то из подсознания так и прёт желание любым способом самоутвердиться, пусть не в качестве поэта и прозаика, но хотя бы в роли скандалиста? В тех обстоятельствах я бы не решился дать Быкову совет. Он сам, без посторонней помощи придумал, как можно привлечь к себе внимание. Что ж, в тот раз он угадал – сработало!

От мизантропии Быкова в отношении коллег плавно перейдём к более существенной проблеме. Честно говоря, даже не знаю, как начать, поскольку в приличном обществе такие темы обсуждать не принято. Пожалуй, всё же я рискну. А начну с полемики Быкова с Александром Солженицыным, когда в ответ на книгу бывшего изгнанника «Двести лет вместе» Быков в начале нулевых написал статью с очень похожим названием, только «вместе» заменил на «вместо», тем самым обнаружив некий новый смысл в описанной Солженицыным истории взаимоотношений русских и евреев, проживающих в России [109]:

«Короче, из всего сказанного напрашивается только один вывод, которого Солженицын как раз и не сделал. Даже и не знаю, почему, – точней, знаю, но не скажу. Евреям пришлось стать в России и публицистами, и мыслителями, и революционерами, и контрреволюционерами, и комиссарами, и диссидентами, и патриотами, и создателями официальной культуры, и её ниспровергателями, – потому что этого в силу каких-то причин не сделали русские».

В принципе, тут невозможно возразить – всё так и было. Однако причины этого явления, или замещения, на мой взгляд, предельно очевидны. Кровавая междоусобица 1918-21 годов и вызванная ею массовая эмиграция выбили из русской интеллигенции едва ли не лучшие её силы. Я уж не говорю про «философский пароход», на котором были высланы из страны многие деятели науки и культуры. Помимо этого было стремление бывших «граждан второго сорта» реализовать себя, воспользовавшись плодами свободы, провозглашённой Октябрём. И наконец, преимущества, которые получили евреи при поступлении в некоторые вузы. В последнее мне не очень верится, но вынужден сослаться на свидетельство кинорежиссёра Алексея Германа [110]:

«Чтобы устроиться в медицинском институте, мама бешено стала устраиваться еврейкой – евреев тогда брали, а русских нет. Доказать было трудно, и помогла взятка».

Здесь речь идёт о Татьяне Риттенберг, вернувшейся в начале 20-х годов из недолгой эмиграции.

Таковы, на мой взгляд, причины того, почему ведущие роли в политике, в науке, в армии, в искусстве и даже в ОГПУ-НКВД заняли евреи, а не украинцы и не русские. При желании можно было бы подсчитать, сколько, где и в каком звании – но ради краткости я просто сошлюсь на приведенное выше утверждение Дмитрия Быкова.

На этом обсуждение «национального вопроса» в СССР можно было бы и завершить, однако Быков сделал очень странный вывод [109]:

«Евреи сыграли такую, а не иную роль в русской истории потому, что в силу особенностей местного коренного населения им пришлось стать русскими».

Я бы не стал это комментировать, поскольку даже в тридцать пять лет можно и не такое «ляпнуть» – за собой иной раз тоже замечал. Я даже не против того, чтобы всё население России называли русскими. Я даже спокойно отношусь к такому заявлению Быкова, подтверждённому событиями 90-х [109]:

«Евреи делают российскую историю не вместе с русскими, а вместо них».

Но когда Быков говорит об «особенностях коренного населения» – этого либо явный перебор, либо проявление запущенного заболевания. Попробуем в этом разобраться.

Перенесёмся из 2002 года на десять лет вперёд. Дмитрий Львович к этому времени стал известным литератором, завсегдатаем «Эха Москвы», однако свою способность делать неожиданные выводы так и не утратил [111]: