Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Исправительная система поздней имперской России очень интересовала советскую власть. Многие фильмы, мемуары и картины раннего послереволюционного периода обращаются к таким темам, как аресты, полицейские обыски, каторга и жизнь революционеров в ссылке. В 1921 году было основано Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. У него имелись собственное издательство, архив и музей – до 1935 года, когда Общество было распущено, а многие его члены впоследствии репрессированы. Это Общество, как и в целом советская интерпретация имперских исправительных учреждений, плохо исследовано исторической наукой. В то же время богатая историография и визуальная мифология каторги и ссылки нашли свое отражение в огромной по объему пятитомной «Истории царской тюрьмы» М. Н. Гернета, изданной между 1951 и 1954 годами, еще в сталинскую эпоху [Гернет 1951–1954].

V

Доступ к советским архивам открыл миру тысячи фотографий, сделанных в ГУЛАГе. И все же многие из этих снимков, от строительной документации до портретов узников и надзирателей, малоизвестны и редко воспроизводятся[439]. Представление о советских репрессиях и лагерях принудительного труда по-прежнему складывается главным образом на основе снимков из лубянских досье и лживых пропагандистских фильмов и фотографий, снятых в ГУЛАГе, первоначально на Соловках и Беломорско-Балтийском канале в конце 20-х – начале 30-х годов, как для отечественной, так и для зарубежной аудитории[440]

. Лубянские фото крупным планом – каждого заключенного снимали в собственной одежде в профиль и анфас – неизменно потрясают, потому что здесь мы сталкиваемся лицом к лицу с узниками сталинской секретной полиции. Эти фотографии показывают прежде всего людей, принесенных в жертву во время сталинских чисток[441]. Мы видим ту сторону ГУЛАГа, которая была скрыта официальной пропагандой, пытавшейся представить лагеря гуманной системой и производительным коллективным предприятием, для чего она прибегала к многочисленным недомолвкам и разнообразным фотографическим и кинематографическим трюкам. Снимки с Лубянки, выполнявшие функции свидетельства и учета, давно воспринимаются как противоядие безликой (хотя и шокирующей) статистике ГУЛАГа.

VI

В отличие от трагических и неповторимых тюремных снимков с Лубянки или тщательно смонтированных пропагандистских фильмов и фоторепортажей, архивные фотографии ГУЛАГа, ныне хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) и региональных архивах и музеях, на первый взгляд кажутся почти заурядными. Хотя некоторые из этих снимков тщательно расцвечены от руки и аккуратно размещены в разукрашенных альбомах, среди них много и маленьких, шероховатых и плохо сохранившихся. Они обычно собраны в папки с лаконичными заголовками в соответствии с форматом, который использовался с целью задокументировать достижения советских заводов и колхозов, – обычная практика начиная с 1920-х годов.

Большинство гулаговских фотоальбомов фокусируются на продукции и инфраструктуре лагерных и специальных поселений: вот поваленные деревья или крупные планы пластов породы, расчищенная новая дорога, группа заключенных в скудной, но чистой столовой. Эти фотографии до сих пор почти не изучались и даже не интерпретировались. Создается впечатление, что они, с их сочетанием тщательной инсценировки и почти ежедневной обыденности, стали еще одним пробелом в визуальной истории ГУЛАГа.

Рис. 7.2. Страница из фотоальбома «Стахановцы Девятого Управления ББК-НКВД», приблизительно 1934–1936 годы (Национальный архив Республики Карелия)

VII