Эту информацию, строго говоря, вообще можно не получать – и ничего плохого не произойдет. Но ребенок-то откуда это знает?! Ему еще предстоит научиться выделять действительно важное из потока повторяющихся, заурядных событий. Постепенно мозг перестает реагировать на эти обычные звуки и формы, и чем дальше, тем больше. Даже у взрослого человека это происходит. Мозг 60-летнего лучше тренирован, чем мозг 40-летнего. Ему надо меньше отдыхать от потока информации, которую обрушивает на него мир, пока человек не спит.
Это имеет свою плохую сторону: обычные события становятся обычными, привычными, их начинаешь мало замечать. А ведь в дождях, колыхании кроны дуба под ветром или в журчании ручейков после дождя, в отмытом дождями сияющем небе есть своя прелесть. Для человека «за сорок» этой прелести становится все меньше, в том числе и по этой причине поэты, как правило, моложе. Да и прозаики, самые сильные писатели – люди если не «до сорока», то уж точно «до сорока пяти». И если до сорока пяти не состоялся как писатель – уже поздно.
Но «зато» у пожилого человека есть возможность спать меньше. Жизнь ворует у него меньше часов жизни, чем у молодого.
Точно так же горожанин «не слышит» городского шума. А житель авиагородка прекрасно засыпает под надсадный рев двигателей, который непривычного человека буквально вышвыривает из постели.
Мозг и традиция
Опыт человечества говорит, что можно тренировать абсолютно все разделы мозга. Абсолютно все психические и физические качества можно совершенствовать, тренировать, улучшать, даже создавать как бы из ничего. Это касается воли, памяти, внимания, способности к точным движениям, в том числе меткости… да собственно говоря, абсолютно любых и психических, и психологических, и моторных качеств.
Почему японец или китаец быстрее и легче европейца «схватывают» образ нового для них предмета или явления? А потому, что у них письменность – это система иероглифов. Как сказали бы люди, верящие в то, что мы думаем и чувствуем разными половинками мозга: они «правополушарные». Японец не только постигает смысл иероглифа, но и любуется его красотой, совершенством, мистическим смыслом. Когда-то такое было у предков нашей цивилизации, на Древнем Востоке: египтяне ведь несколько тысячелетий писали иероглифами. Примерно такое отношение было к рунам у скандинавов в Средневековье. Но у европейцев такого давным-давно нет, а у жителей Дальнего Востока – по-прежнему есть. И всю историю было.
Почему в начале XX века у американцев отмечали какое-то «срастание» человеческого тела с техникой? Это «соединение» с техникой, органичность ее применения появилась и в России – но позже. Потому что использованию всяких механических штучек американца учили с детства, а у россиян такое поколение пришло в жизнь позже.
Почему эвенки словно «видят» дорогу в непролазной тайге? А они и правда чувствуют, куда надо идти. Когда до поселка остается не менее 20 км, эвенк спросит у вас, удобнее вам выйти к конторе или к дому Васи, на другом краю деревни. Выслушает, кивнет… и с невероятной точностью выведет, куда надо. На все расспросы эвенк закурит, задумается… И решительно махнет рукой: «трахт»! Для него в этой нехоженой тайге дорога – тракт. А вы не сможете не то что увидеть дороги… вы вообще не увидите никаких признаков, почему надо идти именно сюда.
И таковы не только различия между народами, не меньше различаются разные части народов: сословия, профессиональные группы, иногда даже имущественные классы.
Почему у французского крестьянина XVI века большие руки с красной плотной кожей, а у современного ему дворянина – длинная узкая рука? Почему даже с оружием в руках крестьянин сто раз проигрывает дворянину? Почему во время бунта «комизаров» десять-двадцать дворян, даже без огнестрельного оружия, нападали на несколько сотен врагов и обращали их в бегство?
Мне скажут, что таковы плоды учения. Как китайца учили различать иероглифы и не учили разбираться в технике, так крестьянина учили пахать, сеять, собирать улиток на каменной стене и ловить съедобных лягушек, по виду неба определять погоду на завтра и быстро видеть, какие виноградные лозы и грушевые деревья дадут больше урожая. Но его не учили танцевать сложные групповые танцы. Тем более его не учили скакать на лошади, фехтовать, бросать нож. Не учили действовать в составе группы, выполняющей общее задание. Он не умеет быть таким гибким и ловким, как дворянин. У него есть друзья, но нет дружины.
Ум крестьянина не развивали образованием, чтением, письмом, долгими разговорами о сложном и отвлеченном. Он медленнее соображает, дольше думает, не так быстро принимает решения. В сравнении с ним дворянин быстрее двигается, быстрее думает и чувствует.
– Господа! Вон еще один отряд этих каналий! Вперед!