Читаем Феноменология зла и метафизика свободы полностью

Смеясь, мы смотрим на объект нашего смеха с позиций нравственного, шире – нормативно-ценностного превосходства. Можно сказать, что вольтеровская формула «что сделалось смешным, не может быть опасным» верна и в обратном прочтении: «смешное – это то, что не опасно». Горилла или медведь, встреченные на воле, вызовут скорее страх – смешны они в клетке зоопарка или на арене цирка, в ситуации безопасности для зрителей. Смешны несостоятельные, терпящие крах недостатки и отклонения: ложь, явно или неявно разоблачаемая, наказуемые скупость, лень, глупость и т. д. «Смеется всегда только победитель, побежденный никогда не смеется… Обычный здоровый смех нормального человека есть знак победы того, что он считает правдой»[44]

.

Поэтому смех – не просто реакция на отклонение от нормы: это всегда чувство превосходства, нравственное удовлетворение, вызванное торжеством нравственной, интеллектуальной, политической позиции «мы». В 1920 году А. В. Луначарский писал: «Мы живем в голодной и холодной стране, которую недавно рвали на части враги, но я часто слышу смех; я вижу смеющиеся лица на улицах, как смеется толпа рабочих, красноармейцев… Это показывает, что в нас большой запас силы, ибо смех есть признак силы. Смех есть не только признак силы, но сама сила… Смех – признак победы»[45]

. Но что считать победой и силой – дело личности и еще времени. Хорошо смеется тот, кто смеется последний. Он и победитель.

Несостоятельность и посрамление могут проявляться сами по себе, но могут быть и спровоцированы. Последнее имеет место при одурачивании – приеме не только фольклорном, но и нашедшим свое место в эстетике комизма: комедия, плутовской роман и т. д. Одурачивание и обман комичны, однако, далеко не всегда. Они не должны быть серьезны и приводить к трагическим последствиям. Кроме того, они должны быть выявлены, разоблачены. Невыявлен-ная ложь не смешна. Смешна та ложь, которая разоблачена. Ложь Хлестакова, Ноздрева смешна своей явной нелепостью, несмотря на то, что она не всегда разоблачается перед ее слушателями-персонажами, комизм этой страны явен для читателя или зрителя, так же как и комизм одураченных. Более того, смешны именно не столько плуты, сколько обманутые ими. Мы сочувствуем Иванушке-дурачку, Фигаро, Труффальдино, Лассарильо, Остапу Бендеру, Швейку, Чарли в силу их торжества над человеческими слабостями.

Смех вызывает не просто отклонение от нормы, а именно ее торжество, удовлетворение чувства желаемого должного. Бестер Китон – герой английского комедийного кино. Смех вызывает не его неловкость, а – кажущееся неестественным для иностранного зрителя – спокойствие, сохранение им полного самообладания в любых ситуациях, столь ценимое англичанами и во многом определяющее их чувство юмора. Речь идет не о насмешке над невозмутимостью, а о ее торжестве. Поэтому англичан раздражает, что обычно иностранный зритель смеется в китоновских комедиях «совсем не в тех местах».

Удовольствие от смеха включает в себя широкий спектр эмоций: от злорадства и простого снятия напряжения до глубокой охватывающей все существо человека, радости победы. Причем «зона смешного» может быть расширена, например, за счет ненависти. Так, в военные годы вызывают смех жестокие карикатуры на врага, лубочные картины его уничтожения и прочее, в мирное время комизма не имеющее. Порог смешного может быть и повышен. Пьер Безухов смеется над своим пленением: «Мою бессмертную душу в плен взять?!!». В лицо своим мучителям смеются Ян Гус, Овод, Сергей Тюленин. В этом случае смех – торжество человека, его идеалов над «всесильным» врагом, лишающим его жизни. Это не просто стремление «посмеяться последним». Такой смех доступен лишь человеку, глубоко уверенному в правоте своего дела, за которое можно пойти и на смерть, в конечной победе этого дела.

Общим законом комического традиционно считается неожиданность, внезапность осознания ситуации смешной. Аргументируется это тем, что «раз сделанное открытие или наблюдение, вызвавшее… смех, при повторении смеха уже не вызывает»[46]. Представляется, однако, что неожиданность и неповторимость смешного – вещи довольно разные. Сплошь и рядом смешного ждут и с удовольствием смеются, когда ожидание оправдывается. В скучной компании ждут прихода острослова, который заставит рассмеяться; ожидают неловкого поступка от известного своей неуклюжестью человека. Родители улыбаются и смеются долгожданным успехам своего ребенка, неоднократно смеются повторам его чудачеств. Шаблонно сделанный детектив вызывает смех именно тем, что каждый следующий ход предвидим заранее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Образование и наука / Философия
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука