Фьезоланские нимфы

А тут же и Амурово шептанье:«Что мне Диана? Не боюсь её.Раз увенчать бы страстное желанье, —Век было б сердце счастливо моё.И кончится пускай существованье, —Я бога восхвалю за бытиё.Но за неё крушился б я душою:Из-за меня ей смерть была бы злою».

CXXVIII

Одно другим сменяя рассужденья,Здесь Африко немало пребывал,Не в силах разрешить свои сомненья, —Амур его, лелея, обольщал.И наконец-то, ради сожаленьяК отцу, что крепко дома тосковал,Идти домой решил он поневоле

И в путь пустился, полн великой боли.

CXXIX

Так возвращался Африко, тоскуя,И, что ни шаг, оглядывался он,Стоял и слушал, мысль одну милуя:«Не Мензола ль? — вздыхая. — Истомлён,Что за глупец, что за тоску несу яБессменную, всего теперь лишён!Ты здесь осталась, Мензола», — взывая,Метанья длил он без конца и края.

СХХХ

Но речь о том, как он один металсяПри каждом лёгком шелесте листкаВзад и вперёд, и снова возвращался,И снова шёл, была б не коротка.Каким страданьем в сердце он терзался,

Поймёт ведь каждый, — какова тоскаПути возвратного! Сказать короче,Домой с тоски едва дошёл он к ночи.

CXXXI

Вот наконец в своей каморке малой,Родителями не замечен, онНа узкую постель упал усталыйИ чует — уж у сердца Купидон,Стрелой его сразивший многожалой, —И жадно жаждет он его полон,В тоске простившись с радостью земною,Вдруг сокрушить хоть смертною ценою.

CXXXII

И Африко, простёртый на постели,Вздыхая тяжело, лежит ничком.Уколы шпор любовных так горели,

И трижды он вскричал в жару таком:«Увы! Увы!» — что вопли долетелиДо слуха матери. Вскочив, бегомОна наружу в садик устремилась,Расслышала его и возвратилась.

CXXXIII

И сына милого воскликновеньяУзнавши, в комнатку к нему спешит;Сама вся не своя от изумленья,Вдруг видит — он, простёрт, ничком лежит.И обняла, и шепчет утешенья,А голос обрывается, дрожит:«Скажи, сыночек, что тебе так больно?Чем душенька твоя так недовольна?

CXXXIV

Скажи скорей, сыночек ты мой милый,

Где у тебя болит, любимый мой?Дай полечу. Я рада всею силойТебе помочь. Ведь снимет как рукой.Да повернись, мой голубь сизокрылый,Мне молви хоть словечко, мой родной!Своей я грудью ведь тебя вскормила,Под сердцем девять месяцев носила».

CXXXV

Услышал Африко — к нему прокраласьМать нежная — и рассердился он:Как бы о чём она не догадалась!Но он в любви лукавству научён, —И отговорка в мыслях уж слагалась;Подняв лицо, — заплакан, истомлён, —Он молвил: «Матушка, я торопилсяС утра домой, упал и весь разбился.

CXXXVI