Фьезоланские нимфы

Так нимфы милые бегут в тревоге,Его увидя, «Ах!» и «Ох!» кричат,Для бега обнажив высоко ногиПрелестные, поднявши свой наряд,Не отвечают, яростны и строги,Хватают луки и спешат, спешатПологим берегом к горе, к пещере,Как дикие затравленные звери.

LXV

А Африко кричит им: «Подождите!Постойте! Дайте слово произнесть!Я зла не мыслю делать вам, поймите,Не посягну на вашу жизнь и честь!Я пошутил! Напрасно вы бежите!Мне надобна весёлость, а не месть:Ведь вы себе во мне найдёте друга,

А вот бежите сразу с перепуга».

LXVI

Но что твоё отчаянье, моленье!Они бегут проворно, что есть сил, —И ты остался вновь в уединенье,Какого бы ответа ни просил.Их не преследуй: всякое стремленьеИх ярый бег равно б опередил:Летят на ветер все твои приманки,Уже не остановятся беглянки.

LXVII

Мгновенно нимфы были так далёко,Что он уж их из виду потерял.Остановился бедный одиноко,А сам душой терзался и страдалПо девам диким странно и жестоко.

«Теперь — увы! — что делать? — повторял. —Мне ни одной из них не видеть боле,И ждать могу от них лишь худшей доли.

LXVIII

Что все мои приманки и моленья,Что и молчанье, хоть молчал бы я!Того не взять и силой, без сомненья,Что просто мне сказали б, не тая.Когда б хоть выведать предподоженья,Где мне искать, где Мензола моя!Когда б я знал, куда она сокрылась!Брожу, как будто солнце вдруг затмилось».

LXIX

Все поиски его так развлекали —И к Мензоле стремленье, всё сильней,И нимфы, что в долинке распевали

Под тенью свежих веявших ветвей,И бег за ними — как они бежали! —О, лишь узнать о Мензоле своей, —Что не приметил он: уж вечер близок,И солнца лик уж не горяч и низок.

LXX

И вот, раздумчивый и огорчённый,Досадуя, что рано ночь идёт,Походкой медленной и утомлённойОн стал сходить с пещеристых высот.Здесь поздно оставаться, искушённый,Боялся он: в лесу густом вот-вотЗашевелится к ночи гад ползучий:Укус его тебя отравит жгучий.

LXXI

Так повернул он на дорогу к дому.

Весь день он крошки хлеба не видал,И ждать его пришлось отцу седому,Что в грусти и тревоге размышлял:Уж не попался ль зверю он какому,А тот его, пожалуй, растерзал, —Кто знает? И тоскует он о сыне,А вот его всё нету и в помине.

LXXII

Ещё страшил его и гнев богини,Что мог его всечасно поразить:Всегда враждебная к их роду, нынеЕго Диана может и убить.Или, по жалости и благостыне,Хоть в дерево иль камень обратить.И, останавливаясь, ждал тревожно:Не то, так это — всё теперь возможно.

LXXIII[17]