Фигурные скобки

— Вы с ума сошли! Не вздумайте верить, она всех обманет! Ни в чем ей не верьте. И тебя тоже обманет! Она же такая! Ты не знаешь, мы на осеннем выезде играли в «правду», короче… ну, и кто-то ее попросил назвать число. Короче, сколько было парт неров. Знаешь, сколько сказала? Тринадцать! Ну, ведь это ж смешно. Зачем так врать откровенно? Все же поняли, что она уменьшает. Нет, есть, конечно, для кого и такое ужас-ужас, я понимаю, но мы, мы же знаем ее, мы же все в теме. Короче, она поняла, что ей никто не поверил, ей стало стыдно, что так лажанулась, что поймали на лжи… так ты думаешь, она как повела? Созналась в обмане?.. Как же!.. Если б созналась, мы бы, может, простили вранье, так она же, короче, стала оправдываться… будто она чуть ли не в церковь ходит давно… В общем, стыдоба, прос то стыдоба… Представляешь? Не надо ей верить. Обманет.

Капитонов встает и боком к проходу, и по проходу пробирается к двери.

22:09

— Евгений, — представляет Марина Капитонова мужу, а Капитонову — мужа: — Тодор.

И с наигранной гордостью:

— Настоящий бельгиец.

— Но не Пуаро, — показывает Тодор пальцем на отсутствие усов, щекоча себя под носом.

Капитонов не замечает акцента.

Настоящий бельгиец — крупный брюнет.

Покойному Мухину противоположность.

— Моя мама болгарка, мой отец из Брюсселя.

Штаб-квартира НАТО. Капуста. Кружево. Пиво.

Моментально вспомнен контекст.

Надо ли Капитонову рассказывать о своих родителях?

— Короче, русский, — заключает Марина.

— Укороченный русский, — подхватывает Тодор.

— Почему это ты укороченный?

— Ну как же? Кто-то из ваших сказал: широк русский человек, надо укоротить.

— Там, по-моему, было «сузить».

— Неважно.

Болтовня продолжается в комнате.

— Женя тоже в Бюсте работал, — сообщает мужу Марина.

— В бюро статистики, — отзывается муж, давая понять Капитонову, что понимает жену.

(В Бюсте, вместе с Мухиным — тоже.)

Над чем работает он сам, Тодор начинает рассказывать, открывая бутылку болгарского красного (гость отказался от водки): он работает над… Но тут Капитонов уже не уверен, что за поприще это — пищевая промышленность, медицина, пиар? Задав по ходу рассказа вопрос, Капитонов понял, что лучше не спрашивать: настоящий бельгиец чересчур обстоятелен. Что-то связано с кисломолочным напитком, традиционно производимым в одном из горных районов Болгарии, где еще в позапрошлом веке было отмечено большое число долгожителей. В свое время этим кисломолочным напитком заинтересовался профессор Мечников, лауреат, между прочим, Нобелевской премии по медицине — большую часть исследований он провел в Париже, в Пастеровском институте, где, кстати, хранится урна с его прахом.

— За встречу, — предлагает Марина.

Когда рассказывает Тодор, она смотрит чуть в сторону, на ту часть стола, на которой салфетки в подставке, и лицо у нее ничего не выражает, кроме напряженного ожидания.

Русский Тодора настолько чист, что готов в нем выдать нерусского. Но возможно, Капитонов льстит себе, желая показаться самому себе проницательным.

Йогурт (с ударением на втором слоге в соответствии с новой нормой русского языка и исторически правильным (что Тодор умудрился, к слову, отметить) произношением), производимый на Западе, совсем не йогурт. Как и производимый в России по западным технологиям. Нельзя забывать, что писал Мечников о молочных микробах и их пользе. Мечникова интересовала проблема естественной смерти. Это когда у организма, пресыщенного жизнью, притупляется страх смерти, и тому в известной степени способствует правильное питание.

Тодор сам говорит:

— За здоровье.

Капитонову странно, что не может понять, серьезен ли Тодор или это он столь изощренно маскирует иронию.

Нравится ли Капитонову Петербург, интересуется настоящий бельгиец.

— Я отсюда уехал не так давно.

— Да. Мне это известно. Но заметны ли изменения, хотелось бы знать.

— Сосульки, — отвечает Марина за Капитонова.

— Что поделать, такая зима! — восклицает Тодор. — А не скучаете? Москва — не Санкт-Петербург.

— Нет времени, а то бы, конечно, погулял по городу.

— Скользко, скользко! Все ноги ломают. Вон Татьяна Игнатьевна сломала шейку бедра!

Капитонов не спрашивает, кто такая Татьяна Игнатьевна. И Марина не говорит. Марина просит его рассказать о конгрессе. Капитонов рассказывает в двух словах, как он сам понимает смысл того, чему участником ему случается быть, но не может ответить на вопрос Тодора о Копперфильде — он не знает, почему давно ничего не слышно о Копперфильде.

— В таком случае я вам сам расскажу.

Рассказывает.

Если верить Тодору, в Соединенных Штатах фокусы патентуются с обязательным условием публикации секрета через семь лет. Годы триумфа прошли, и теперь патенты вывешены в интернете. Тодор читал на английском, изучал, разбирался, он все теперь знает.

— Ну и как же ему удавалось летать? — спрашивает Марина. — Он же правда летал?

Тодор объясняет: с помощью сверхкрепких тончайших волоконных нитей и особым образом вращающихся полуколец. Или просто колец — Капитонову не интересны секреты Копперфильда.

— А вы, значит, умеете отгадывать двузначные числа? Я могу загадать?

— Извольте, — говорит Капитонов.