Читаем Фигурные скобки полностью

— Господа! — поднимается Чернолес. — Кто-то заранее недоволен результатами выборов в совет Гильдии. Выборов, которых еще не было, но они обязательно будут!

По проходу поскакал кролик.

— Извините, он мой!

— Котовский, прекратите безобразничать!

В руке Котовского образуется черный плоский предмет, похожий на сильно подгоревший блин.

— Артур, ко мне! — кричит Котовский, опустив блин к полу: кролик разворачивается и проворно скачет обратно.

В мгновение ока блин обретает измерение «высота» и на глазах зрителей (все глядят на Котовского) превращается в головной убор, именуемый в обиходе цилиндром.

Котовский подставляет цилиндр кролику, и тот, недолго думая, исчезает в цилиндре.

— Виноват, виноват, не хотел, — раскланивается Котовский.

Цилиндр оказывается на голове иллюзиониста, слышатся жидкие аплодисменты и смех. Иные возмущены:

— Котовский, прекращайте ваши дешевые трюки!

— Жанровый ренегат!

— Не наш профиль!

— Я хотел в кулуарах, — оправдывается Котовский. — Не уследил. Простите великодушно.

— Объявляется перерыв, — произносит председатель, — так нельзя. Потом разберемся. Кофе-брейк.


11:51

Кофе-брейк. Фойе.

Капитонов стоит с чемоданчиком и кофе не пьет. Неприязненно поглядывая на делегатов, в каждом подозревает недоброжелателя. Между тем ему выражают сочувствие. Сам Чернолес подошел — поддержать Капитонова словом:

— Вас утюжат, потому что мы вас выдвинули в Совет Гильдии. Вы мужайтесь, а мы разберемся, мы так не оставим!

— Это может занять некоторое время, — говорит иллюзионист Жаропенкин, — только вы должны знать: на каждый фокус есть свой контрфокус.

— В чем смысл моего выдвижения? — ледяным голосом спрашивает Водоёмова Капитонов.

— Психическая атака, — отвечает ему Водоёмов, — маленькая такая, на наших с вами оппонентов. Мы им очень своевременно смешали карты. Вы разве не видели, как они заволновались, когда я вас предложил? Вас что-то смущает? Шансов у вас при данном раскладе нет никаких, но ведь вы и не хотите попадать в правление, я правильно понял? А эффект… он был сильный, эффект.

Михаил Шрам подошел, обнаружитель предметов:

— Вы тогда в гостинице меня не захотели услышать, а чемоданчик-то надо было открыть…

Теперь Капитонов не расстанется с чемоданчиком, держит в руке. Чемоданчик — по меньшей мере, улика. Капитонов скользит подозрительным взглядом по лицам в надежде кого-нибудь уличить. Уличи-ка, попробуй. Не уличишь.

Настроение участников конференции довольно минорное.

Общаются известным порядком в известных пределах.

Кладут в чашки кто чая пакетик, кто ложку-дру-гую растворимого кофе, возмущаясь властями, погодой, хитрожопостью человечества в лице ближайших друзей и коллег. Льют в чашки кипяток из титанов.

Берут с блюда кто сушки, кто вафли, кто двойное печенье с прокладкой из джема.

Некоторые просят Капитонова показать злополучные котлетки, а когда он, примечая реакцию публики, с нарочитой готовностью демонстрирует внутренность чемоданчика, вспоминают, что были такие на шведском столе и что у многих тогда исчезли котлетки.

Воробьев говорит:

— Мы сидели с вами за одним столом, и вы, конечно, об этом помните… Допускаю, что вы бросаете мысленно тень на мою репутацию, и хочу заявить, что я не только не причастен к этому делу, но и сам, лишившись котлетки, этот фокус готов осудить.

— А я ушел из-за стола раньше, — напоминает Цезарь. — Честно вам говорю, я свою котлетку успел съесть, но ведь это ничего не меняет. С технической точки зрения это не сложно — симультанно, то есть синхронически, изъять у публики некоторое конечное число мелких предметов. Я бы мог при других обстоятельствах, но я бы ни при каких обстоятельствах не стал вам навязывать всю массу котлеток в одностороннем порядке.

И вновь Водоёмов:

— Не вешайте нос, дружище! Я вас обрадую. Знакомьтесь: Нинель. Ваш режиссер номера. Как я обещал. Она вам поставит номер. Будет здорово!

— Очень приятно, Нинель, — говорит Капитонов даме лет так под сорок, брюнетке. — А почему бы вам, — говорит (это уже Водоёмову), — не найти кого-нибудь, кто бы этот номер профессионально исполнил?

— Без вас? — не уловила сарказма Нинель.

— Извините, мне надо позвонить, — Капитонов уходит на лестницу.

Там он останавливается у окна, кладет чемоданчик на подоконник и думает, что он скажет Марине. Падают снежинки, но они настолько малочисленны, что это не снег. Да и те, пока глядит, прекращаются. Капитонов уже не готов утверждать, померещилось ли или были. На той стороне улицы он видит кафе — скоро туда поведут их обедать.

Решил не звонить — ограничиться сообщением.

НЕБОЛЬШАЯ ПРОБЛЕМА. ТЕТРАДЬ ВЕРНУ ПОЗЖЕ. ВСЕ ХОРОШО.


12:05

Покинув туалет этажом ниже, грузно поднимается по лестнице Архитектор Событий в синем рабочем комбинезоне. Капитонов чувствует на себе напряженность неотрывного взгляда и сам напрягается, словно между ним и взбирающимся по ступенькам натянули струну. Приближаясь, говорит Архитектор Событий:

Перейти на страницу:

Все книги серии Премия «Национальный бестселлер»

Господин Гексоген
Господин Гексоген

В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана. Мешаясь с треском огня, криками спасателей, завыванием сирен, во всем доме, и в окрестных домах, и под ночными деревьями, и по всем окрестностям раздавался неровный волнообразный вой и стенание, будто тысячи плакальщиц собрались и выли бесконечным, бессловесным хором…

Александр Андреевич Проханов , Александр Проханов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Борис Пастернак
Борис Пастернак

Эта книга – о жизни, творчестве – и чудотворстве – одного из крупнейших русских поэтов XX века Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем.Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека. В книге дается новая трактовка легендарного романа «Доктор Живаго», сыгравшего столь роковую роль в жизни его создателя.

Анри Труайя , Дмитрий Львович Быков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза