Читаем Фигурные скобки полностью

— Да что там внутри у него? Чьи-нибудь кости?

— Без комментариев.

— Отлично, — сказал Капитонов, — придется вашим кошечкам поголодать.

Жестко. Жестоко. Но только так. Говорит себе Капитонов.


13:07

Всадники. Монастыри. Пересохшее русло реки. Деревянные столбы, одинаково покосясь в одну сторону, тянут провода по степи в бесконечность…

Чтобы не возвращаться вслед за Киникиным в зал, он рассматривает фотографии, выставленные в коридоре. Чей-то фотоотчет о странствиях по Монголии. Капитонов не есть большой путешественник. Он есть большой домосед.

Каждый о двух колесах повозку везет — это яки рогатые: переезжает монгол с места на место. Юрта сложенная, скарб, тюки, солнечные батареи и тарелка-антенна…

Знал, что у них много озер, но не думал, что есть такие огромные. Просто море какое-то — волны бьются о скалы. Читал где-то, что монголы не едят рыбу. Рыба — это существа не нашего мира, иного.

Утренняя интервьюерка-красавица, «трехзначное число», спрашивает Капитонова, почему из всех разделов математики он выделял конфорные преобразования. Не напоминают ли они волшебство, Евгений Геннадьевич? Перевóдите нашу область вещественных значений в другой мир, с мнимыми величинами, благо оператор Лапласа остается неизменным, и решаете там то, что решить здесь нельзя. Нет ли в этом шаманства?

Вика (почему-то решил, что ее Вика зовут), вы ересь несете.

Евгений Геннадьевич, расскажите про оператор Лапласа и еще расскажите, что в тех мирах необыкновенного… есть ли там рыба?

Я есть большой домосед.

Переступил с ноги на ногу, едва не упав. Вытаращил глаза. На ногах крепко стоит.

Вот шаман с бубном. На другой — дети и большая собака.

Из дома, кстати, ничего не прислалось — Капитонов проверил, наличествуют ли сообщения. Мольбы о прощении он, конечно, не ждет и даже слов извинений ему не надо. Но сколько он знает Анну Евгеньевну, дочке в такой ситуации пора бы уже о себе и напомнить. Нейтрально. Хотя бы нейтрально. Однако молчит. Не случилось ли что?

Между тем, в свой черед


13:18

заседание завершается, и делегаты конференции, взволнованные и проголодавшиеся, вновь покидают зал.

Они теперь общаются, что называется, в кулуарах — в коридоре, на лестнице, в зале (те, кто остался), но никак не в фойе, потому что фойе — это теперь территория избирательных процедур, и нельзя мастерам иллюзионизма приближаться к избирательным урнам до срока. Две надежно опечатанные урны установлены на столах: одна для выборов правления Гильдии, другая для выборов ее президента. Бюллетени для первой урны уже отпечатаны и подписаны секретарем, а для второй — по итогам только что завершившегося заседания — бюллетени печатает принтер.

Председатель подбадривает коллег:

— Господа, потерпите чуть-чуть. Сейчас проголосуем и пойдем обедать!

Делегаты с подозрением поглядывают на урны: слишком уж они напоминают традиционный реквизит эстрадного фокусника. Но и члены счетной комиссии недоверчиво косятся на делегатов, проявляющих интерес к ящикам для голосования.

— Проходите, проходите. За ленточку не заходить!

Эта ленточка отделяет проход от большей части фойе — зоны будущих выборов.

— Пожалуйста, не надо гипнотизировать урну. Проходите, пожалуйста.

Но каждый, прежде чем мимо пройти, обязательно что-нибудь скажет об урнах, — нет ли там, спросит, двойного дна и не прячется ли в них по девушке, например, в серебристых купальниках.

Водоёмов находит Капитонова на диванчике в закутке под большой фотографией пустыни Гоби.

— Вы ушли, я уже испугался.

— Куда мне деться? — говорит Капитонов.

— Я вам представил режиссера номера, но мне кажется, он не запечатлелся в вашей голове.

— Почему же? Запечатлелся. И не он, а она.

— Тогда отлично. Знаете, я не сомневаюсь, что вы проголосуете, как вам подскажет совесть, но, чтобы совесть не мучила меня, я вам подскажу, как голосуют ваши друзья, в числе которых я, смею надеяться, первый.

После разговора с Киникиным у Капитонова отлегло от сердца, поэтому, как голосовать, ему безразлично. Хотя нет. Он не унизится до того, чтобы после вчерашнего с ними конфликта проголосовать за шулеров-виртуозов и гипернаперсточников, и тут с Водоёмовым они заодно. Он обещает проголосовать правильно.

— У вас есть телефон Некроманта? — спрашивает Капитонов.

— Зачем он вам? — настораживается Водоёмов.

— У него мой чемоданчик. Хотел бы забрать.

— Телефон дать не могу. Но вы не переживайте, он сейчас появится. Нельзя ни одного голоса потерять. Он мне звонил только что.

— А куда он ездил, он не сказал?

— Я не спрашивал.

— Правда? Его не было на заседаниях весь день, и вы не спрашивали?

— Спросите сами, когда придет. Но это плохой совет. А вот хороший: лучше ни о чем не спрашивайте. Как я. Вам это надо?

— Но хотя бы как зовут Господина Некроманта, я могу узнать? Председатель мандатной комиссии говорил, что это вроде бы уже не секрет.

— Так вы бы и спросили председателя мандатной комиссии.

— Иннокентий Петрович, да?

— Я не председатель мандатной комиссии. Кстати, вы обещали мне показать свой фокус за ширмой.

— «Кстати»? — повторяет Капитонов. — Есть связь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Премия «Национальный бестселлер»

Господин Гексоген
Господин Гексоген

В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана. Мешаясь с треском огня, криками спасателей, завыванием сирен, во всем доме, и в окрестных домах, и под ночными деревьями, и по всем окрестностям раздавался неровный волнообразный вой и стенание, будто тысячи плакальщиц собрались и выли бесконечным, бессловесным хором…

Александр Андреевич Проханов , Александр Проханов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Борис Пастернак
Борис Пастернак

Эта книга – о жизни, творчестве – и чудотворстве – одного из крупнейших русских поэтов XX века Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем.Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека. В книге дается новая трактовка легендарного романа «Доктор Живаго», сыгравшего столь роковую роль в жизни его создателя.

Анри Труайя , Дмитрий Львович Быков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза