Фиктивный «Капитал»

Автор вскоре понял, что можно не спешить с продолжением. В столе у него лежала рукопись — набросок всего «Капитала». Из нее вышел первый том, но дальше ему не писалось. Изредка он принимался что-то писать и бросал, не закончив. Последние пять лет жизни он уже не возвращался к «Капиталу», бросив мимоходом (в письме к одному из своих немецких корреспондентов), что 1-й том следует рассматривать как труд законченный и самодостаточный (!).

После его смерти Энгельс понял, что тома 2 и 3 нужны — их наличие создает видимость завершения системы, что дополнительно работает на авторитет 1-го тома. А авторитет 1-го тома взаимно влияет на восприятие текста томов 2 и 3. Проблематика последних интересует, в основном, немногих специалистов, читать их пытаются считанные единицы, да и те — в большинстве своего меньшинства — делают это некритически. Уж наверное, столь ученый и прославленный автор доказал там все, что нужно… Если вспомнить сказочный образ «жизненной силы Кощея», пребывающей в многослойной упаковке, получим метафору жизненной силы «Капитала». Вся она (от первого издания и до сего дня) сосредоточена в его 1-м томе. Внутри него — в его пропагандистской части, а внутри последней — в огромном фактологическом материале из английской действительности и истории.

Итак, «Капитал», том 1. После того, как было «доказано» (фактически, лишь декларировано), что всякая капиталистическая прибыль есть только и исключительно неоплаченный труд рабочих, Маркс обеспечил себе свободу революционной пропаганды прямо на страницах ученой монографии. Все свидетельства о бедственном положении рабочих (которые собирались не автором, а — отметим — фабричной инспекцией, учрежденной правительством, парламентскими комиссиями и «буржуазными» журналистами) превратились в прямое эмпирическое подтверждение теории Маркса. Не в «диалектическом» шельмовстве первых глав, а в этой фактографии — залог всепобеждающей убедительности Марксовой теории эксплуатации. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» (Ленин). А почему оно «верно»? Ну, вы же видите, что творится…

Ноу-хау: Как превратить научный труд в роман ужасов и заработать на этом моральный капитал

Искажай перспективу.

Сообщения об ужасающем положении рабочих на каких-то предприятиях, о жутких условиях труда и быта, о жестокой эксплуатации труда девушек и детей, о катастрофическом состоянии здоровья рабочего люда в каких-то местностях или отраслях — всякие такого рода экстраординарные случаи, самое непереносимое в глазах фабричных инспекторов, парламентариев или «буржуазных» газетчиков, вопиющие эксцессы (нередко устраненные уже, когда писался «Капитал») — все сказанное представлено Марксом как

рядовые явления, имманентные пороки и органические

язвы капиталистического общества.

А сами эти комиссии и инспекции, парламентские слушания и фабричное законодательство? «Что еще могло бы лучше характеризовать капиталистический способ производства, чем эта необходимость навязать ему принудительным законом государства соблюдение элементарнейших правил гигиены и охраны здоровья?» — восклицает Маркс. Подразумевается, что при социалистическом способе производства правила охраны труда и техники безопасности будут соблюдаться сами собой, без «навязывания» законом государства…

Нагнетай эмоции посредством буквализации метафор. Как только читатель переступает границу научной части книги, он замечает, что капитал уже не присваивает прибавочную стоимость, а высасывает ее из рабочего. Таким манером автор теперь предпочитает выражаться. Эмоциональный накал продолжает нарастать. Затем капитал начинает «высасывать» из рабочего уже не прибавочную стоимость, а его рабочую силу. Наконец, при упоминании о детском труде ранее найденный образ становится зловеще натуралистическим: капитал «высасывает»… детскую кровь.

Почаще выражай моральное негодование. Подчас чрезмерное и по-видимому наигранное. Один из примеров. Воспроизводя показания железозаводчика в комиссии по детскому труду от 1865 г., Маркс вставляет в скобках свои замечания: