Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения

Я смотрю на недавнее письмо от Майкла Бишопа. Майкл любит мой новый роман «Валис», но он узнал, что Урсула Ле Гуин была чрезвычайно разочарована в нем «не только потому, что в книге рассматриваются, возможно, неразрешимые метафизические вопросы (в которые, и она этого, видимо, боится, вы погружаетесь, рискуя никогда снова из них не выбраться), но и из-за отношения к женским персонажам – каждый из которых, как утверждает она, несет в основе (я не могу вспомнить ее точную фразу) ненавистную и не вызывающую доверия фигуру смерти. […] Она чрезмерно восхищалась работами Филипа К. Дика, которого позорно игнорировали в этой стране и который погружался в самого себя и медленно сходил с ума в Санта-Ане, штат Калифорния». Ее смятение, как говорит Майкл, «является результатом исключительно подлинной человеческой заботы о вашем интеллектуальном и эмоциональном благополучии».

В письме Фила также цитируется жалоба Ле Гуин на то, что он не смог изобразить искупительную силу искусства в его собственном автопортрете в «Валисе».

Со своей стороны, Ле Гуин глубоко сожалела об оскорбленных чувствах Фила. Она давно была убежденным публичным защитником таланта Фила, и ее роман 1971 года «Резец небесный», по ее собственному признанию, испытал заметное влияние его произведений шестидесятых годов. Письмо с ее извинениями и разъяснениями прилагается в том же летнем выпуске SFR

1981 года. В интервью Ле Гуин объясняет, что она никогда серьезно не опасалась за душевное здоровье Фила и не помнит, что называла его темы «неразрешимые». «Я могла бы сказать «чокнутый» как о Филе, так и о Вирджинии Вулф[300]. Но мне не нравятся книги его более позднего периода, в частности, «Валис». Я думаю, в тех книгах есть безумие, из которого он не выходил, – Вирджиния Вулф могла из него выйти, а Фил – не всегда. Это «не всегда» трансмутировало в искусство». Ле Гуин подтверждает свою неприязнь к женским персонажам в романах того десятилетия, которое предшествовало «Валису». «Женщины были символами – будь то богиня, сука, ведьма, карга, – но в его книгах, где когда-то были женщины, не осталось ни одной».

Фил и Ле Гуин окончательно примирились путем взаимной переписки. Но важно отметить, в каких случаях Фил твердо отстаивал свои взгляды, а где уступал в ответ на ее критику. Что касается ее предполагаемой неприязни к неразрешимым метафизическим предположениям, то Фил многозначительно ответил своим письмом в SFR: «Я никогда не проводил границу между идеями, которые можно рассматривать, и идеями, которые рассматривать нельзя. Для меня лично это опасно – ведь некоторые идеи лучше оставить в покое, для блага и душевного здоровья всех заинтересованных сторон». Конечно, проблема его здравомыслия была более болезненным вопросом. В письме в SFR

Фил настаивал на том, чтобы «Валис» воспринимался как плутовской роман, а не как автопортрет: «Тот факт, что мой главный герой, Жирный Лошадник, сумасшедший, не доказывает, что я, автор, сумасшедший, даже если я скажу: «Я – Жирный Лошадник», потому что именно так пишутся определенные виды книг. В романе есть сцены яростных споров между Филом Диком и Лошадником».

Что касается искупительной роли художника, это всегда была одной из наименее любимых тем. В письме в SFR Фил с гордостью изложил свое пролетарское авторское кредо, неизменное со времен Беркли. «Мой ответ: мой роман – это мое оправдание, не то, что я присваиваю себе как личности, как романисту. […] Этот [писательский] талант […] не делает меня выше людей, которые ремонтируют обувь или водят автобусы». Вызов Фила здесь, безусловно, связан с его давним чувством отличия между его статусом и статусом Ле Гуин. Он был жанровым писателем, она же – элегантным стилистом, намного опередившей его по собранным НФ-премиям, ее «мейнстримные» рассказы принимались в журнал New Yorker, а романы выходили в издательстве Knopf. Еще в 1978 году в записи в «Экзегезе» Фил предложил сравнительное объяснение их судеб: