Филипп II Македонский

Благодаря Филиппу коренным образом изменились отношения между греками и македонянами. Став царем, он первым делом поставил перед собой задачу обезопасить македонские границы, используя для этого по необходимости дипломатию, обман и военную силу, и положить конец иностранному вмешательству во внутренние дела. Макиавелли, несомненно, одобрил бы средства, которыми он достиг этой цели, поскольку, насколько нам известно из Юстина, Филипп был «одинаково склонен и к милосердию, и к вероломству» и «на словах обещал больше, чем выполнял». И разве не стали бы мы ожидать от царя, сражающегося за объединение своего царства, безопасность границ и уничтожение влияния со стороны враждебных греческих государств, что друзей он будет «ценить по выгоде, а не по достоинству»? Хотя мы на самом деле можем считать политику Филиппа макиавеллианской, нельзя заходить так далеко, как Черчилль, и называть его античным Гитлером.[805]

Успехи Филиппа во внутренних делах естественным образом привели его к участию в общегреческой политике. Во время первой войны с афинянами он так и не двинулся на юг; только во время Третьей Священной войны союз с Фессалией и просьба фессалийцев о помощи заставили его лично двинуться в Среднюю Грецию. Впрочем, это никоим образом не подразумевает какого-либо намерения подчинить себе всю Грецию: возможно, в его планы входило лишь помочь в войне с фокейцами, заключить мир и союз с Афинами, а затем отправиться домой.

Однако события повернулись по-другому. Поражение от Ономарха и последовавшие за этим волнения среди его воинов сыграли ключевую роль. Филиппу пришлось приложить определенные усилия для того, чтобы восстановить свой авторитет, но ради безопасности Македонии и для собственного блага он не мог допустить повторения подобной ситуации, особенно если бы она вызвала смуту в Верхней Македонии. Очевидно, что он не сумел бы занять армию, держа ее в пределах своей страны, поэтому он решил принять более активное участие в греческих делах. Это ярко проявилось в театрально обставленном возвращении, когда его воины надели лавровые венки, а сам он провозгласил себя Спасителем Аполлона. В результате он получил возможность взять реванш у Фив, которые издавна вмешивались в македонскую внутреннюю политику и где он провел несколько лет в заложниках. Завершив Третью Священную войну и заключив мир с Афинами в 346 году, Филипп стал силой, с которой греки были вынуждены считаться. Вряд ли и сам он, и греки могли предвидеть это во время его вступления на престол, когда Македония была погружена в хаос.

Все еще надеясь установить дружественные отношения с греками, Филипп поддерживал с ними дипломатические связи, даже когда Демосфен возмущал против него его прежних союзников афинян. В 341 году, исчерпав все дипломатические средства, он объявил войну, которая привела греков к поражению в битве при Херонее в 338-м, ставшей одновременно и высшей точкой, и поворотным пунктом конфликта. После того как Филипп создал Коринфский союз, представлявший собой способ закрепления македонской гегемонии в Греции, греки больше не могли свысока глядеть на своих северных соседей. Повышению престижа Македонии и Филиппа способствовало также широкое распространение новых монет. К 337 году македонский царь достиг такого могущества, что смог обратиться к следующему грандиозному замыслу — походу на Персию.

Ни одно из достижений Филиппа не было случайным: благодаря расчетливому сочетанию дипломатии и военной силы он постоянно брал верх над своими врагами.[806] Постов и должностей в Греции (напомним, он был архонтом Фессалии, членом Совета амфиктионии, председателем Пифийских игр, командующим армией амфиктионии в Четвертой Священной войне и гегемоном Коринфского союза) он добился дипломатическими средствами, прибегнув к военной силе лишь несколько раз: в Халкидике, во время Третьей Священной войны и при Херонее. За такое дипломатическое искусство он удостоился похвалы даже от античных авторов.[807]

Чтобы обеспечить безопасность границ, он использовал прежде всего политические браки. Шесть из семи его жен были родом из приграничных областей, а пять браков он заключил в ранний период правления (до 352 года), когда еще только укреплял свою власть. Десять лет спустя, вторгшись во Фракию и понимая, что не за горами война с Афинами, он вновь вступил в брак (с фракиянкой Медой). Таким образом, мы видим, что он женился, по словам Сатира, по причинам, связанным с войной, kata polemon. Это правило было нарушено в 337 году, когда все кругом было спокойно, а греки после Херонеи не представляли никакой опасности и признали власть македонского царя. Поэтому вполне вероятно, что на Клеопатре он женился по любви; с другой стороны, ввиду грядущего тяжелого похода, возможно, к этому чувству примешивалось желание обрести нового наследника. Как бы то ни было, можно проследить строгую закономерность, и очень может быть, что если бы Филипп вторгся в Азию, то ввел бы в дом и восьмую жену.