Филипп II Македонский

Что касается его человеческих качеств, то, скорее всего, он привлекал к себе симпатию, был душой компании и, вероятно, прекрасным рассказчиком. По крайней мере, такие черты ему бы точно пригодились, потому что, насколько мы можем представить себе его внешность (рис. 1), вряд ли она могла принести ему народную любовь. Очевидно, он никого и ничего не боялся и никогда не уклонялся от выполнения долга, до конца своих дней оставаясь царем-воином в лучшем духе македонских традиций.[808]

Он радушно принимал послов (по-видимому, лучше, чем афиняне), а для их приема была отведена большая колонная зала во дворце. В то же время он не задумываясь прибегал к подкупу или обману, чтобы достичь своих целей, и был безжалостен к врагам, когда это было нужно. В этом отношении он не отличался от греков и применял жестокие меры в государственных интересах.

Впрочем, его правление отмечено и другими неприглядными моментами, касающимися в первую очередь самого характера его власти. Так, стоит обратить внимание на то, что, описывая переселение племен, предпринятое Филиппом (вероятно, в 345 году), Юстин говорит о «молчаливой печали и скорби людей, боящихся, как бы даже слезы их не были сочтены за сопротивление». По его словам, «переселяемые бросали [последние] взгляды то на могилы своих предков, то на древние свои пенаты, то на дома свои, где сами они родились и где рождали детей, сокрушаясь то о себе, что дожили до этого дня, то о детях своих, что они не родились уже после него».[809]

Конечно, вряд ли люди, вынужденные переселяться в другую область, особенно на опасную западную границу, могли быть этим довольны. Однако приведенный отрывок свидетельствует не только о недовольстве. Если бы люди отказались сниматься с насиженных мест, что бы с ними сделал Филипп? Их нежелание выказывать сопротивление даже слезами означает, что в противном случае их ожидала бы тяжкая участь. Должно быть, им приходилось и раньше терпеть беды от рук властителя, и они не хотели снова навлечь их на себя. Возможно, нечто подобное произошло в 353 году, после того как армия, разбитая Ономархом, едва не покинула царя; если так, то убедить своих воинов вернуться в строй Филиппу помогло не только ораторское искусство.

Кроме того, рассуждая о средствах, которые Филипп тратил на строительство различных общественных сооружений, Юстин сообщает, что «он разослал по царствам и богатейшим городам своих посланцев, которые должны были распространять слухи, что царь Филипп за большие деньги сдает подряды на строительство городских стен, святилищ и храмов, и через глашатаев вызывать [к нему] предпринимателей. Когда же те приезжали в Македонию, их задерживали там путем различных проволочек, а они, боясь царя, потихоньку уезжали обратно».[810]

Из этих отрывков вырисовывается власть, основанная на страхе, когда подданные хранили верность своему царю из боязни, а не из уважения и восхищения, несмотря на все его достижения.

Эта картина резко контрастирует с восторгами толпы, когда Филипп предстал перед ней в театре за считаные минуты до своей гибели.

Неожиданное поведение армии после поражения в 353 году, когда Филипп правил уже шесть лет и не раз доказывал свою доблесть и способности, заставило его переосмыслить свое отношение к армии, на которой покоились единство и целостность государства.[811] Это поражение повлекло за собой серьезные последствия в приграничных областях, так как от Филиппа отвернулись и олинфяне, и фракийский царь Керсоблепт, и возникла серьезная опасность вторжения пеонов и иллирийцев. Именно тогда Филипп осознал, насколько сильно его власть зависит от войска, несмотря на все его успехи в других сферах.

Филипп не стал откладывать месть в долгий ящик и уже через несколько месяцев наголову разгромил Ономарха в битве на Крокусовом поле. Теперь для него насущной необходимостью стало не давать армии бездействовать, постоянно водить ее в походы и, конечно, побеждать. В конце концов, он пришел к власти при чрезвычайных обстоятельствах, а подлинный наследник престола (Аминта) был все еще жив. Филипп ходил в походы каждый год; пока его армия одерживала победы, а его победы приносили благосостояние македонянам, он мог ничего не опасаться. После покорения Греции и создания Коринфского союза одним из мотивов для вторжения в Персию могла служить необходимость занять армию делом. Поэтому войско было для Филиппа источником и силы, и слабости. То же самое можно сказать и об Александре, которому довелось столкнуться с двумя мятежами. Первый (в Индии) не дал ему продвинуться дальше на восток и заставил повернуть назад, а причиной второго (в Опиде) стало недовольство его политикой и притязаниями на статус живого божества.[812]