Философия истории

Гегель отдавал себе отчет, что с устранением из философии истории «трансцендентального» в любой его форме — (субстанциализм, телеологизм, финализм) — история исчезает, рассыпается на отдельные факты, события. Она утрачивает свою целостность и единство, цель и смысл. Исчезает и необходимость в философии истории, ценность которой не ограничивается статусом теории и методологии исторических исследований. Задача философии истории заключается в том, чтобы постичь, обнаружить уже существующий смысл истории и объяснить его.

Для Гегеля существование исторического целого не подлежало сомнению. Мировой дух (разум) с необходимостью познает и осознает свою свободу и в этом заключен смысл всей истории. Содержание истории оправдывается как момент целого, его составляющая.

То, что история есть завершенное целое, для Гегеля важнее вопроса о конце истории и времени его осуществления. Важно знать, не когда наступит конец истории, а каков он есть, постигая целостность истории, хотя эмпирически история еще не осуществилась в своей конкретной форме. Занятие это довольно сложное, но вполне реально, если принять во внимание все условия осуществления истории.

По Гегелю, ни одна философия не могла охватить смысл истории, ибо философия, как и другие формы освоения мира, не может стоять выше своей эпохи. Она может постичь смысл только частично и то, в стадии завершения эпохи, в её «сумерках». Для того чтобы охватить смысл всемирной истории в целом, необходимо стать вне объекта исторической реальности. Это возможно только через философию истории.

Гегель сделал попытку осмыслить историческое воплощение духа в наличном бытии общества, а историю «объективного» духа понять с позиции «абсолютного» духа в форме искусства, религии и философии. Философия в ипостаси метафизики претендует на статус вечности и права быть вне истории и над историей, ибо ориентирована на вскрытие предельных оснований мира, осмысления взаимосвязи бесконечного и конечного, общего и единичного, бытия мира и бытия в мире.

Такая позиция вызывала критику со стороны «исторической школы», которая отвергала телеологию и представление о предопределенном конце истории. Но упразднение телеологии тут же повлекло открытие того, что рассматривать историю в качестве целого можно лишь применительно к тому периоду, который несет на себе печать прошлого. История как бы прерывается в точке современности, исключая возможность постичь эту современность как составляющую общего исторического процесса. Предполагалось, что в отношении прошлого все, включая его «смыслы», завершилось, определилось, устоялось. Но при этом сохранилось предположение, что будущие исследователи в качестве объекта и предмета исследования будут иметь иное прошлое, с другим его завершением. Такой подход включал механизм релятивизации истории. Замена объективной телеологии телеологией субъективной означала либо возврат к просветительскому варианту концепции целерациональной деятельности, ограниченной выявлением сознательных целей, мотивов и смыслов участников прошлых событий, либо — порождение субъективизма исследователя, реконструировавшего прошлое и оценивающего его по своему усмотрению (разумению). В этом случае открывалась возможность иметь столько же «Историй», сколько и историков.

Радикально «исторический объективизм» и вульгарный субъективизм будет преодолен только в XX веке экзистенциальной философией К. Ясперса и М. Хайдеггера. Постклассическая философия пересматривает прежнюю методологию, отвергая универсальность «субъект-объектного отношения», обосновав положение о возможности исследователя выйти за пределы гносеологического отношения и обрести статус нейтрального наблюдателя.

Гегелевской философии истории присущ исторический оптимизм. Он основывается на идее «разум правит миром». С изъятием этой идеи под сомнение попадала бы вся конструкция истории. История предстала бы как время бессмысленных жертв и преступлений, страданий и скорби, как «гнилое существование», лишенное всякого смысла. Только при допущении разумности всемирной истории, как считал Гегель, исчезнет иллюзия господства в мире безумия. Это не означает, что Гегель смотрел на всемирную историю исключительно через розовые очки. Напротив, история не мыслится им без пороков и насилия.

Там, где нет исторического зла, там нет и истории. Ее не было до грехопадения, ее не будет в осуществленном всемирно-историческом разуме. Гегель принимает замечания Ж.Ж. Руссо о том, что наиболее счастливы те народы, которые имеют минимальную историю. Ну, а для тех, кто попал в историю, актуализируется вопрос, как жить и выживать в той проблемной ситуации, которая именуется историей. Научная трезвость и добросовестность Гегеля была своеобразным иммунитетом субъективно-должного в истории. Историю следует принимать таковой, какая она есть, не подправляя и не подчищая, не вкладывая в нее моральный императив.