ФИЛОСОФСКОЕ ОРИЕНТИРОВАНИЕ В МИРЕ

г) Религия может существовать и сама по себе; она не нуждается в дополнениях; философия известна ей только как опасность, с которой она борется, внедряя в свое собственное мышление философские категории, но искореняя исток этих последних. Философия же оставляет неприкрытыми свои фланги', она не замыкается подобно догматической религии, знающей только приверженцев -или язычников и еретиков. Уже само по себе совершаемое ею самоотличение означает, что она знает о своей незаконченности. Правда, истина философии хочет быть в своей безусловности всем, но она обнаруживает свои границы. Кажется, будто во вдохновенных взлетах мысли отдельных людей философия весьма близко подходит к религии, но и тогда до нее остается скачок, от которого философия отказывается, хотя и остается готовой к нему. В самой возбуждающей близости может открыться возможность для молитвы. Философия не смешивает благочестивое настроение, даже окрыляющее присутствие некоторого опыта чтения шифра -с молитвой, как реальным отношением к Божеству. Но даже если философствующий и испытает мгновениями эту последнюю реальность, реальность эта, как отдельная, еще не есть религия; она стала бы религией, лишь получив объективацию через обращение (Bekehrung). Этого скачка философствующий не делает. Он не позволяет себе того, что позволяет себе религиозный человек. Он стыдится участвовать в повседневности культового благочестия, которое может быть честным для верующего, потому что для него устойчиво налична объективность религии. Он знает то несообщимое (Inkommunikable), которое, высказанное и ставшее объективностью, теряет для него именно то, благодаря чему единственно оно могло бы заключать в себе истину.

Философствование, таким образом, взирает на религию, в отношении к которой оно действительно. Это - троякое отношение:

Философия борется с религией, но каждый раз - против определенной религии, а именно - против ее неправды (Unwahrheit), когда религия уклоняется в вещественную объективность вплоть до материализации трансценденции, и человек тем самым опускается (hinabsinkt): религия превращается в страх перед призраками, в фанатическую насильственность, лишенную всякой идеи, в суды над еретиками и в угрозу для всякого существования свободы в мире. Эта борьба против объективаций религии, полная страсти во все эпохи истории, идет за то, чтобы обрести пространство для свободы в индивидуальном риске, не позволить низвести в прах Божество. Так Ксенофан боролся против безнравственности мифологических богов, Эпикур - против «богобоязненности» (deisidaemonia), так Кант боролся против лжеслужения и поповства в статутарной религии, Фейербах - против иллюзий, Киркегор - против церкви65

.

Эти уклонения религии на взгляд постороннего так резко выступают в ней на первый план, что нужно честно хотеть и настойчиво искать, чтобы суметь осуществить второе отношение к религии: уловить ее ядро, которое философия не только допускает как существующее, но глубоко чтит как возможную истину. Если бы при этом мы думали: что только благодаря религии как Церкви в ее социологической объективности сохраняется традиция веры; что только благодаря ей остается в силе соблазн для свободы, устоять перед которым составляет для нее условие всякой жизни; ибо без борьбы свободы вовсе не существует, поскольку как обеспеченная данность она не есть уже свобода (da sie als von selbst gegebene schon nicht mehr Freiheit sei), - это были бы хотя и действительные, но только внешние обоснования такого уважения к религии. Корень этого уважения скрыт, скорее, на большей глубине: в религиозной экзистенции есть истина, пусть даже она и не может быть усвоена мною; я - это еще не всё. В царстве возможных экзистенций следует признавать истину всякой подлинной возможности, даже если мы и не можем коммуникативно понять ее. Это истина, пусть даже это истина не для меня.

После борьбы и уважения философствование, как воля к правдивости (Wahrhaftigkeitswille), пытается, в-третьих, привести противоположность между религией и философией к возможно большей понятийной ясности. Экзистенцию обеих необходимо углубить, показав им обеим подлинную трудность стоящей перед ними задачи.