Читаем ФИЛОСОФСКОЕ ОРИЕНТИРОВАНИЕ В МИРЕ полностью

Истинная экзистенция, какова бы она ни была, неосуществима без того, чтобы подвергать сомнению себя самое. Для того, кто видит философию и религию в их неповторимом своеобразии, исключена возможность неопределенно колебаться между ними в легкомысленной беззаботности, нерешительно выдавая себя то за религиозного человека, то за философа. Просветление этого противоречия взывает к подлинному истоку как философии, так и религии. Оно настраивает человека против религии, поскольку последняя превращается в объективную достоверность, в привычку, магию и материализм. Оно же настраивает человека против философии, поскольку она желает существовать как объективная наука и удобное вступление во владение имеющим силу знанием. Ни философию, ни религию невозможно осуществить чисто и полно, если в осуществлении, так сказать, не уплатить за него постоянным сознанием угрозы, исходящей от другой истины.

Поскольку философия вынуждена ограничивать и релятивировать любые объективности, поскольку они желают сделаться всеобщезначимыми, - а потому остается в вопрошании и искании, человек видит себя в философии абсолютно угрожаемым и зависящим, в окончательной инстанции, только от своих собственных способностей. Если бы богослов возразил на это, что мы смешиваем человека и Бога, если видим истину в экзистенции; что мог сделать только один человек, Христос, как Сын Божий, того не смеет делать никакой другой человек; то это были бы слова, которых философствующий, как таковой, абсолютно не понимал бы.

Конфликт должен приходить к разрешению в каждом индивидуальном человеке: или в пользу послушания и отказа от независимости, или в пользу свободы и отказа от культа и откровения. От этого решения и выбора между религией и философией не может с чистой совестью уклониться ни один человек, если он не хочет пребыть в темноте неопределенности. Но, однако, философия и религия не становятся оттого двумя соположенными возможностями, между которыми мы совершаем выбор; но решение становится осознано мною, только когда я уже стою на одной из двух сторон. Религию с точки зрения философии, как и философию с точки зрения религии, нельзя ни окинуть единым знающим взглядом, ни вообще по-настоящему увидеть. Выбор между ними совершается, стало быть, так, что я либо уже философствую, либо же нет, и затем решительно принимаю на себя то, что я, так экзистируя, есмь.

Решение в пользу религии по своему смыслу окончательно; остается только опасность сомнения и неуверенности. Решение в пользу философии остается открытым, человек осужден на вечное искание. Но если он, философствуя, не отказывает религии в истине, то нужно спросить, почему он не приходит к ней. Ответ на это будет таков: ему пришлось бы тогда забыть то самое, что есть для него неотклонимая истина:

Поскольку экзистенция во временном существовании может являться себе самой лишь исторически, а потому всякая отвлеченная объективность есть лишь относительная объективность, объективность же, как конкретное откровенное присутствие трансценденции в существовании, всегда порождалась людьми в их ситуациях, -ничто в существовании нельзя, не впадая в неправду, закрепить как некую объективную безусловность, значимую для всех. Явление экзистенции для себя не вправе антиципировать конец. Иначе экзистенция утратила бы свою возможность и приобрела бы взамен иллюзию. Свобода в существовании означает для нее, что есть бытие, небытие которого еще возможно.

Философия, как сознание этой ситуации, есть готовность к исканию. В ней есть некий недостаток, как неудовлетворенность несмотря ни на какое осуществление. Начала и конца мы не знаем, ибо человек, как человек, не вправе знать как уже наличное то, что он должен найти и чего должен добиться только своими силами. Величайшая вина его - если он ради лживого знания лишает себя возможности обрести свою экзистенцию в процессе исторического принятия решений. Пока еще есть время, судный день еще не настал (Solange Zeit ist, ist nicht das Ende der Tage).

Человек, решившийся философствовать, хотел бы, правда, получить реальную непосредственную насущную действительность трансценденции, реальное отношение к Богу в молитве - но он не желает обманывать себя66. Он хотел бы склониться, но не пасть на колени перед делом рук человеческих, которое для него есть язык, открытый свободному истолкованию, но не исключительное бытие истины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука