Фитин

Конечно, в каком-нибудь современном детективном телесериале «папаша Мюллер» всенепременно постарался бы захватить приехавшего инкогнито в Берлин главу советской разведки, чтобы в мрачных подвалах гестапо выпытать у него самую главную «военную тайну», а тот бы отстреливался, прыгая через заборы, угонял «мерседесы» и «хорьхи» и уходил от погони, успев соблазнить по пути какую-нибудь девицу в чёрном мундире... В реальности всё могло быть гораздо скучнее. Сотрудники гестапо, предположим, знали, что советский гражданин по фамилии, допустим, Павлов, имеющий дипломатический паспорт, а потому пользующийся дипломатическим иммунитетом, на самом деле является старшим майором госбезопасности Павлом Фитиным. Ну и что с того? Этот факт ещё надо было доказать, причём не объясняя, как в гестапо про то узнали, и не раскрывая возможных источников получения информации. Тем более что между Германией и Советским Союзом действовал Договор о ненападении. Понятно было, что ощутимого вреда рейху «высокопоставленный советский гость», прибывший в краткосрочную командировку, принести не мог, а потому задерживать его было не за что и незачем... Зато была призрачная надежда, что вдруг он на кого и выведет в процессе своего пребывания в Берлине... Всё-таки, реально, сотрудник он молодой и оперативного опыта не имеет. Значит, необходимо было замечать и проверять всех его собеседников, все контакты. Такая вот простая логика!

Как видим, ничего экстраординарного — рутинная работа для службы наружного наблюдения, такая же, как и по любому «установленному разведчику»...

Зато для Вилли Лемана фитинский визит вполне мог послужить ободряющим сигналом, что НКВД наконец-то вновь и по-серьёзному поворачивается лицом к германским проблемам и что во главе советской разведки стоит человек вполне разумный, инициативный и правильный, а потому и ему самому пора возвращаться из небытия. А для того ему нужно было суметь выйти именно на этого конкретного человека — конечно, не в Германии, путём личной встречи, но при помощи по-умному адресованного письма. Других вариантов у него не было.

Получив письмо из Берлина, в Москве навели необходимые справки.

«Журавлёв, посмотрев материалы дела, понял, что речь идёт об очень ценном агенте, давно связанном с берлинской резидентурой. Он составил по имевшимся материалам справку, в которой говорилось: “За время сотрудничества с нами с 1929 г. без перерыва до весны 1939 г. ‘Брайтенбах’ передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений, освещавших структуру, кадры и деятельность политической полиции (впоследствии гестапо), а также военной разведки Германии. ‘Брайтенбах’ предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношении нелегальных и ‘легальных’ работников резидентуры в Берлине... Сообщал сведения о лицах, ‘разрабатываемых’ гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали...” В справке отмечалось, что, судя по материалам дела, в разведке никогда не возникало каких-либо сомнений в честности агента»[211]

.

Чтоб было понятно, уточним, что ещё в 1933 году Вилли Леман, по заданию Центра, побывал в тюрьме Моабит, где видел вождя немецких коммунистов Эрнста Тельмана[212] и получил информацию об условиях его содержания; в 1935 году он сообщал о разработке в Германии ракетного оружия...

Вот так вот! И такие люди оставались без работы в то время, когда Германия уже вовсю развернула новую мировую войну.

Да если бы одного только «Брайтенбаха» мы тогда «потеряли»!

Примерно такая же история получилась и с Арвидом Харнаком — высокопоставленным сотрудником германского Министерства экономики, которого, как мы уже писали, ещё в 1935 году завербовал «легальный» резидент НКВД в Берлине старший майор госбезопасности Борис Моисеевич Гордон.

«У Харнака был широкий круг знакомств, все из которых были в оппозиции к Гитлеру и имели доступ к различной разведывательной информации. Разработка Харнака (псевдоним «Корсиканец») была прервана в мае 1937 года, когда Б. М. Гордон был отозван в Москву, арестован и казнён по ложным обвинениям. Заменивший его Александр Агаянц прибыл вскоре после его отъезда и начал восстанавливать контакты с различными источниками...

К несчастью для резидентуры, в декабре 1937 года Агаянц скончался на операционном столе... Его смерть оставила резидентуру без руководителя, а многих из лучших агентов — вне связи...»[213]

Вот она, пресловутая «роль личности в истории» — в самом прямом смысле!

Однако, к тому же, и «Брайтенбах», и «Корсиканец», и ряд иных просто удивительных по своему положению и возможностям источников берлинской резидентуры вызывали у руководства Лубянки серьёзное подозрение по той причине, что с ними работал «враг народа» Гордон. А вдруг и они... того... не того... В общем, от таких людей лучше держаться подальше! Так спокойнее.