Форма воды

Поначалу он высказал гипотезу, что девонианец повелевает жидкостью вокруг себя, но это выглядело слишком деспотичным.

Наоборот, вода словно представляла с ним единое целое, отражала его предрасположенность, волнуясь и покрываясь пеной или оставаясь спокойной точно песок. Насекомые обычно собираются в спокойных водоемах, но те, которых приносили в Ф-1, упорно следовали за девонианцем, формируя удивительные узоры над его головой и атакуя ученых, когда те совершали нечто по виду агрессивное.

Рассудок Хоффстетлера раскачивало невероятными гипотезами, но он обращался с ними осторожно, и в первом отчете для «Оккама» изложил только постижимые факты. «Девонианец, – написал он, – обладает билатеральной симметрией, амфибийным дыханием, имеются доказательства того, что в его теле существует стомохорд, полая жесткая трубка, играющая роль позвоночника, и кровеносная система, управляемая сердцем, четырехкамерным, как у человека, или трехкамерным, как у простых амфибий. Жаберные щели хорошо заметны, как и растяжение грудной клетки там, где расположены васкуляризированные легкие. Отсюда можно сделать вывод, что девонианец может в некоторой степени существовать в двух биологических средах».

То, что он написал в самом конце, отражало его искреннюю веру – научное сообщество имеет шанс узнать безгранично много о субаквальном дыхании.

Вскоре стало ясно, насколько все это выглядело наивным, ведь «Оккам» не был заинтересован в раскрытии тайн первобытной жизни, они хотели того же самого, чего и Лев Михалков: знаний о том, как все это применить для военных и космических целей.

И однажды ночью Хоффстетлер обнаружил, что по собственной воле занимается саботажем, играется с техникой так, чтобы объявить приборы неточными, а данные – ненадежными, и тем самым купить как можно больше времени на изучение девонианца. Это требовало смелости, и креативности, и еще одного качества, что едва не атрофировалось за годы в Америке, – эмпатии.

Отсюда специальные лампы, поставленные, чтобы изображать натуральное освещение, отсюда записи с голосами амазонских животных.

Подобные усилия отнимали время, а Ричард Стрикланд превратил время в столь же вымирающий вид, как сам девонианец.

В академическом мире конкуренция имеет место всегда, Хоффстетлер знал, как обнаружить острый клинок, спрятанный за дружелюбной улыбкой. Но Стрикланд представлял собой иной вид конкуренции: он не прятал антипатии к ученым, выплевывая ругательства прямо в лицо так, что его собеседники вспыхивали и начинали заикаться.

Он называл «дерьмом» все отсрочки Хоффстетлера и разными словами говорил одно и то же: если вы хотите узнать все про Образец, то вы не щекочете ему подбородок, вы вскрываете его и смотрите, как он истекает кровью.

Инстинкты Хоффстетлера подсказывали ему: сожмись, спрячься, тогда выживешь. Но он не мог, не в этот раз: ставки были очень высоки, не только для девонианца, но и для его собственной души.

Ф-1, как он говорил себе, зародыш новой, не прирученной пока вселенной, и чтобы выжить там, он должен создать новую индивидуальность. Не Дмитрий. Не Боб. Герой. Некий герой, который может искупить свои грехи, связанные с тем, что он молчал, когда невинные становились жертвой экспериментов двух сверхдержав.

Чтобы преуспеть, ему нужно на практике освоить тот принцип, о котором он так часто говорил студентам: вселенная эволюционирует через вспышки насилия, и когда возникает новая экологическая ниша, то члены локального таксона будут сражаться за ресурсы, часто до смерти.

5

– Извлечь? – Михалков словно пробует слово на вкус. – Вытащить как больной зуб? Грязная процедура. Кровь и кусочки кости по всей груди. Нет, ничего такого в плане нет.

Хоффстетлер сам не убежден, что его идея так уж рациональна.

Кто может сказать, что в СССР девонианца не ждут худшие пытки, чем в США? Только вот неуверенность он давно оставил позади, ибо вынужден выбирать из реально плохого и потенциально плохого.

Хоффстетлер открывает рот, но тут скрипачи делают паузу, и он вынужден задержать дыхание. Музыканты вновь принимаются за дело, конский волос смычков трясется, словно обрывки паутины.

Шостакович: достаточно мощно, чтобы замаскировать любой опасный разговор.

– Имея на руках эти схемы, – настаивает Хоффстетлер, – мы можем извлечь его из «Оккама» за десять минут. Два тренированных оперативника – все, о чем я тебя прошу.

– Это твое последнее задание, Дмитрий. Почему ты хочешь все так усложнить? Счастливое возвращение домой ожидает тебя. Послушай, товарищ, совет, что я дам тебе. Ты вовсе не искатель приключений. Делай то, что ты делаешь хорошо, подметай за американцами словно умелая горничная и передавай нам совок с пылью.

Хоффстетлер понимает, что его, скорее всего, хотят обидеть, но удар мимо цели. Позже ему в голову придет мысль, что горничные и уборщики знают куда больше тайн, чем кто-либо на земле.

– Оно может общаться, – сообщает он. – Я видел это.

– Как и собаки. Но разве это помешало нам отправить Лайку в космос?

– Оно не только чувствует боль, оно понимает, что это. Оно как мы.