Форма воды

У нее занимает некоторое время собрать все это, но Элиза не обращает внимания. Покупать продукты для кого-то другого – удивительное дело.

Джайлс предложил, чтобы он пошел в магазин, но она отказалась, ведь она чувствовала – лишь она в состоянии почувствовать, что именно ему понадобится, чему он будет рад. Она использовала городской транспорт, ни разу не глянула в сторону попавшихся на глаза полицейских, напоминая себе всякий раз, что у них нет доказательств того, что она сделала.

Зельда всегда очень бессвязно высказывалась насчет изобилия, царящего в огромных универмагах, и она не ошибалась.

Элиза хочет так много сказать подруге, и она скажет, во время следующей смены. Очень важно, чтобы она не пропустила ни единого раза, если хочет избежать подозрений.

При мыслях о Зельде сердце Элизы, и так наполненное счастьем, раздувается до пределов грудной клетки. Она удивлена, обнаружив себя в отделе, где продаются растения и цветы в горшках.

Ее тянет к ним, она позволяет ветке папоротника скользнуть по лицу, побегам плюща зацепиться за волосы. Именно это ему и нужно, чтобы оправиться от скудости лаборатории, чтобы ощутить комфорт в малюсенькой ванной сплошь из острых углов.

Она выбирает растения с самыми большими листьями: два больших пятнистых папоротника, они спрячут фаянс и плитку, веерная пальма, чьи листья похожи на его руки. Может быть, он почувствует себя не таким одиноким?

Драконово дерево, настолько высокое, чтобы достать до лампочки над раковиной: есть шанс, что все помещение окрасится в зеленый свет.

Поставленные в тележку растения щекочут ей нос, заставляют ее хихикать.

Как она собирается доставить все это домой? Приходится купить одну из тележек, что стоят у самого входа – незапланированные расходы, но какая разница, несколько долларов больше или меньше?

Сегодня первый день ее жизни, когда Элиза не считает пенни, и она решает «кутить» по полной. Она осознает, что лицо ее украшает улыбка, столь же яркая, как колпак на голове клоуна.

Ее нужно слегка пригасить: любой коп, увидев в магазине женщину, столь бурно предающуюся радости, наверняка что-то заподозрит.

Это сложно, но и увлекательно, заниматься навигацией, глядя сквозь листья, и в момент поворота к кассе тележка налетает на стенд. Сотни освежителей воздуха для автомобилей танцуют на крючках, точно листья на ветру.

Элиза разглядывает их, видит, что они вырезаны в виде крохотных деревьев, и каждый предлагает различный запах. Розовая вишня. Бурая корица. Красное яблоко. Некоторые отливают зеленью.

«НАСТОЯЩИЙ ЗАПАХ ХВОИ!» – заявляет надпись на упаковке.

Она не думает, что ее улыбка может стать еще шире, но именно так и происходит. Она срывает один… нет, собирает все зеленые с одного из колышков. Шесть штук. Маловато для джунглей, но лиха беда начало.

4

Даже когда его слезы падают на бумагу, Джайлс использует их в работе, промокая тыльной стороной ладони, смягчая жесткие линии жидкостью, которая только и способна оживить чешуйки. Он улыбается, осознавая снизошедшее откровение, пусть даже он ожидает, что оно лишь первое в длинном ряду.

Слезы, капля крови, ниточка слюны после поцелуя.

Существо может использовать собственную магию, чтобы превратить эти вещества в искусство, в благословение.

Джайлс поднимает руку, вращает пальцем.

Существо поворачивается, предлагая ему себя под другим углом, вытягивает блистающую шею, почти прихорашивается, как птица на ветке. Джайлс смеется в голос. Чувствует соль на губах, слизывает ее и рисует, рисует, рисует, голодающий человек на банкете, ожидающий, что официанты вот-вот начнут убирать тарелки.

Когда он начинает говорить, то сам этого не замечает, его бормотание сливается с шорохом скользящего по бумаге карандаша:

– Элиза говорит, что ты один. Последний из своего вида. Что-то вроде такого, – Джайлс хмыкает. – И как я ни пытаюсь, я не в силах уловить, о чем она ведет разговор. Откровенно говоря, я не поверил ей в первый момент совершенно. И кто бы поверил? Затем я увидел тебя, и ты, если можно так сказать, выглядишь очень убедительно. Надеюсь, ты простишь мне то, что я ранее молчал. Возможно, тебе это даже нравилось. Что ты подумал, обнаружив себя внутри корабля, внутри того чана, в который они засунули тебя? Могу представить, что твои мысли по поводу человечества не были особенно добрыми. Но вещи изменяются.

Валик над его глазами, он рисует их туманно-серыми, беззащитными.

– Но затем Элиза находит тебя. И – хлоп, большое изменение. Для нее – несомненно. Но также, я подозреваю, и для тебя. Так? Возможно, мы, люди, не так уж и отвратительны? Если подобная мысль посетила тебя, то я тебя благодарю, хотя и предупреждаю, что это излишне доброжелательная оценка.

Каскад пластинок у него на груди, гладких, как лепестки, каждая отдает в темное серебро.