Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в.

Итак, княжата пронские уже при Василии III начали получать боярские звания. Но особой корпорации они не образовали: существование до начала 20-х годов XVI в. Рязанского княжества делало опасным выделение особой рязанской группы княжат. Часть рязанских княжат входила во двор старицкого князя Андрея. Это также сказывалось на служебном положении князей Пронских. Никаких прочных связей у них с Рязанью и Пронском не было. Это облегчало в дальнейшем их продвижение по «лестнице славы».

История различных групп феодальной знати Тверского и Рязанского княжеств в первые десятилетия после их присоединения к Москве не была сходной. Наибольших успехов по службе достигли потомки тех удельных княжат, которые перешли на московскую службу еще до включения Твери и Рязани в состав единого Русского государства (Холмские, Пронские). Головокружительная карьера князей Данилы Дмитриевича Холмского и его сына Василия (женатого на дочери Ивана III) объяснялась не только их верной службой московским государям, но и полководческими талантами, во всяком случае первого из них. Впрочем, конец фавора Холмских был достаточно трагичен (опала в 1508 г. и смерть князя Василия).

Пронские также вошли в состав московского боярства рано. Князь Юрий Дмитриевич получил боярский титул около 1529 г., а один из его меньших братьев — Федор стал боярином князя Андрея Старицкого.

Некоторые из тверских княжат (Микулинские) сохранили остатки своих суверенных прав и по своему положению приближались к довольно влиятельной прослойке «служилых княжат».[625]

Глава четвертая. Служилые князья Юго-Западной Руси и Дума

Проблема служилых князей в структуре господствующего класса и государственного управления второй половины XV—первой трети XVI в. сравнительно новая.[626] Образование правящей аристократии рисовалось как процесс слияния потомков удельных и иных князей со старомосковским боярством без учета различий в положении разных группировок княжат.[627]

Впервые С. Б. Веселовский дал обстоятельный очерк, посвященный судьбам владений князей Воротынских, Одоевских, Бельских и Мстиславских в XVI в.[628] Однако и он различий между «служебными» и удельными княжатами, по существу, не видел и рассматривал их как одну группу. Затем было обращено внимание на то обстоятельство, что служебные князья сравнительно поздно начали входить в состав Боярской думы.[629]

Наконец, М. Н. Тихомиров выделил «уделы служебных князей» из общей массы уделов XVI в. Он высказал интересное предположение, что статут служебных князей в Москве определялся примерно теми же нормами, что мы находим в докончании Казимира с Новосильскими и Одоевскими князьями 1459 г.[630]

Никакой разницы между уделами князей московского дома и «вотчинами» служилых князей не видит Р. Г. Скрынников,[631] что привело его к ошибочному, на наш взгляд, отрицанию антиудельной направленности опричной политики Ивана IV.[632] «Уделами» считает владения служилых князей и С. П. Мордовина.[633]

В своей типологии форм феодального землевладения на Руси XV—XVI вв. В. Б. Кобрин выделяет особую удельно-вотчинную форму, к которой он относит землевладение Воротынских, Трубецких и Одоевских, а также удельно-жалованную форму (землевладение Глинских, Мстиславских, Бельских и др.).[634]

В этом делении автор подметил черты сходства землевладения служилых князей с удельными (в отличие от чисто княжеского землевладения), а также различия в происхождении вотчин отдельных служилых княжат (жалованное и наследственное).

Однако отличия в положении служилых князей от удельных были очень значительными (последние сохраняли родственные связи с великокняжеским домом). Происхождение владений служилых княжат не оказывало решающего сословно-иерархического воздействия на положение их в составе московской знати.

Корпорация служилых князей занимала как бы промежуточное место между удельными княжатами и боярством. Складываться она начала еще в XIV в. Уже в докончании Василия I с тверским великим князем Михаилом 1396 г. был особый пункт: «А кто моих князей отъедет к тобе, кого ми бог поручил и моей братьи молодшей, в тех ти вотчины не встоупатися».[635] В докончании Василия II с галицким князем Юрием Дмитриевичем 1428 г. содержалось одностороннее обязательство «молодшего брата» не принимать к себе на службу «служебных князей» с их вотчинами. Переход служебных князей еще допускался, но без их вотчин.[636] Формула: «А князей ми, господине, служебных с вотчинами не приимати» — сохранилась до конца XV в. среди тех обязательств, которые брали на себя удельные князья в договорах с московскими государями.[637] В договорах между великими князьями (московскими и тверскими) обязательство это было обоюдным.[638]