Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Беспрестанная болтовня Джордана отсрочила непосредственную опасность, однако весной 1996 года Деннис и Лука Монтеземоло встретились в одном из отелей Хитроу, чтобы обсудить продление «Договора согласия». Оба признали: права на «Формулу-1» у Экклстоуна уже не отнять, поэтому стоит реанимировать идею «посмертного договора». На следующем собрании ФОКА Деннис заявил, что права должны в конце концов вернуться к командам. Босс «Макларена», как всегда, пошёл напролом. Экклстоун возразил:

— Права никогда не принадлежали командам. Они были у ФИА, а теперь — у меня.

Вопросы преемственности его не интересовали. Кроме того, добавил Экклстоун, его влияние в автоспорте постоянно растёт. Мосли только что передал принадлежащей ему компании «Ай-эс-си» телеправа на все крупные автоспортивные соревнования, в том числе «Ле-Ман», ралли «Париж—Дакар» и гонки грузовиков, сроком на пятнадцать лет. У всех этих состязаний имелась вполне лояльная аудитория — которая, правда, неуклонно уменьшалась. Мосли не сомневался, что сто двадцать делегатов ассамблеи ФИА утвердят этот контракт. Экклстоун стал монополистом на рынке телевизионных прав в автоспорте. Они с Мосли могли диктовать свои условия командам. Как философски заметил Фрэнк Уильямс:

— Мы вечно гадили конкурентам вместо того, чтобы спорить с Берни. Для нас главное было выиграть гонку.

Собранием все остались недовольны. Все, кроме Экклстоуна.

Каждый день Экклстоун уходил с работы в шесть часов и старался сразу забыть о делах. Он любил вернуться домой, где ждал приготовленный Славицей вкусный ужин, и провести вечер за просмотром боевиков или фильмов о природе. Жену его привычки раздражали. Её муж был миллионером, и Славица желала красоваться в дорогих нарядах и жемчугах на шикарных лондонских тусовках. Экклстоун жаловался на боли в сердце, но изредка всё же уступал. 4 июля 1996 года они отправились в «Гаррис-бар» — так назывался закрытый клуб в районе Мейфэр. Потом вернулись домой, а когда подошли к двери, вдруг появились двое.

— Что вам нужно? — спросил Экклстоун.

Он сунул руку в карман, и тут мощный удар в голову швырнул его на землю. Дальше били ногами по лицу и по телу, сломали скулу и нос. Изо рта хлынула кровь. Грабители сорвали с пальца Славицы кольцо с бриллиантом ценой 600 тысяч фунтов и бросились бежать. На мгновение ей показалось, что Берни мёртв.

Врачи ничего не смогли поделать с его лицом — на фотографии из больницы Экклстоун был весь в синяках.

— Зачем? Я же не сопротивлялся, — сказал он газетчикам пару дней спустя.

Уже на следующий день жалость к себе сменилась злостью. «Я не намерен умирать, — сказал он очередному репортёру, — и не советую меня убивать без достаточной подготовки… У этих не вышло — видать, они богачи и привыкли просиживать штаны без дела».

После этого случая он всегда носил в портфеле свою фотографию с изуродованным лицом — в качестве доказательства. Экклстоун шутил: «В больнице хотели сделать снимок — посмотреть, что у меня в голове, но ничего там не нашли».

Больше он об этом случае не шутил. Он жаждал мести. Верный своему принципу «Чем сходить с ума, лучше сводить счёты», Экклстоун попросил бывшего короля стиральных машин Джона Блума подыскать ему надёжного сыщика. Они познакомились в середине 60-х в Монако на яхте Блума, которого фортуна с тех пор не жаловала. В 1969 году Блуму было предъявлено обвинение, и он обанкротился, после чего пытался вернуть своё состояние с помощью Экклстоуна. Теперь он был рад помочь в ответ и обратился к жестокому лондонскому гангстеру и ростовщику Тони Шнайдеру с просьбой подыскать хорошего детектива. Шнайдер рекомендовал ему Джона О'Коннора, который когда-то возглавлял в Скотланд-Ярде группу быстрого реагирования, а теперь работал в компании «Кролл». Они с Экклстоуном уже пересекались в 1976 году, когда ФОКА приобрела краденые билеты авиакомпании «Бритиш эруэйс». По этому делу был осуждён сотрудник авиакомпании, он получил тюремный срок. Экклстоун тогда заявил, что не сомневался в легальном происхождении билетов. Доказать обратное было невозможно, однако О'Коннор счёл его «наглецом».

Не изменил он своего мнения и теперь, когда встретился с Экклстоуном и осмотрел его лицо. Преступники явно знали, как и куда бить. О'Коннор подозревал двоих боксёров-любителей, однако, не имея доказательств, отказался сообщать Экклстоуну их имена, опасаясь, что тот не заявит в полицию, а сам расправится с ними «по-тихому». Нет никаких оснований подозревать Экклстоуна в склонности к насилию. Впрочем, сам он в разговорах с журналистами охотно делал вид, будто узнал имена грабителей почти сразу и получил предложение выкупить кольцо, но решил не связываться. О'Коннор сомневался. Экклстоун явно желал показать, что нападавших постигло возмездие. Месть вообще была его любимой темой. В одном из интервью он нарисовал следующий образ:

— Я замечательный друг и страшный враг. Обмани меня всего раз — и рано или поздно я до тебя доберусь. Не обязательно избивать или калечить, но поквитаюсь я непременно.