Экклстоун подумал было, что его друг совсем утратил связь с реальностью, но тут в субботу, 4 июля, карты вновь смешались.
За несколько недель до этого известная политическая журналистка из «Таймс» Рейчел Сильвестр обратилась к Экклстоуну с просьбой об интервью, причём без особого повода — просто он показался ей вполне подходящим персонажем для традиционной субботней рубрики. У Экклстоуна не было пресс-секретаря, и Сильвестр названивала секретарше, пока тот наконец не согласился. Интервью в «газете для элиты», да ещё и с учётом его хороших отношений с шефом раздела автоспорта Эдом Горманом, выглядело отличной возможностью продемонстрировать свой по-прежнему высокий авторитет в «Формуле-1». Экклстоун, как обычно, не стал ни у кого просить совета. Его недоброжелатели потом скажут, что он отбросил свою всегдашнюю скрытность из любви к славе.
Сильвестр приехала на Принсес-Гейт в компании другой маститой журналистки — Элис Томпсон. Обе они были очень умны, привлекательны, но ни разу в жизни не посещали гонку «Формулы-1». Они не знали, что «королевские автогонки» раздирает убийственная распря, а Экклстоуну, пережившему четыре смены владельцев, предстоит уже в который раз доказывать свою состоятельность. Их просто интересовал семидесятивосьмилетний миллиардер, стоящий во главе второй по прибыльности спортивной отрасли всего мира.
К тому моменту Экклстоун уже раздал бесчисленное множество интервью. Он был всё тем же необразованным торговцем подержанными автомобилями, который в жизни не прочёл ни одной книги, а о событиях в мире судил по статьям в «Дейли экспресс» и популярным документальным фильмам. Впрочем, понимая, что его таинственность может кого-то раздражать, Экклстоун решил обезоружить посетительниц собственным обаянием. Журналистки были молодые, симпатичные, и он их попросту недооценил.
Тому, кто попадал в его кабинет на первом этаже, сложно было остаться равнодушным. Кожаная мебель; большой ухоженный сад за окном; броские сувениры и фотографии с королевой Англии, Нельсоном Манделой, Пеле и Фанхио — шестидесятилетняя карьера хозяина выдалась исключительной. Имелся там и шлем. Как объяснял гостям Экклстоун: «Я ведь работаю пожарным».
У себя в кабинете Экклстоун был не прочь поговорить о разных вещах, в том числе о политике. Он заявил журналисткам, что успехи «Формулы-1» были бы немыслимы без его диктатуры. Он критиковал вторжения в Ирак и Афганистан, скептически относился к западному миру: «Кстати, о демократии — она ведь не принесла особой радости очень многим странам, в том числе и нашей». Он вполне закономерно восхищался сильными политическими фигурами вроде Маргарет Тэтчер, которая «принимала решения быстро и всегда добивалась результата», и не любил «Гордона с Тони — они пытаются угодить всем одновременно». Развивая эту тему, он объяснил, что предпочитает быстрые решения долгим консультациям. Макс Мосли, по его мнению, стал бы отличным премьер-министром и «справился бы просто блестяще». Это оригинальное суждение он подкрепил словами поддержки в адрес писателя Джеффри Арчера, который как раз отбывал срок за лжесвидетельство — его Берни прочил в мэры Лондона.
Поскольку Экклстоун не жалел ярких фраз и явно предпочитал демократии диктатуру, его попросили назвать своего «любимого диктатора». Немного подумав, он ответил: «Как бы ужасно это ни звучало, мне кажется, Гитлера отвлекли и заставили заниматься тем, чего он сам ни за что бы не сделал. В остальном же он, надо признать, замечательно управлял большой страной и добивался достойных результатов». Он продолжал: «В конце концов он запутался, так что особенно уж хорошим диктатором Гитлер не был. Либо он знал, что творится, и поддерживал это, либо просто плыл по течению — в любом случае его нельзя назвать диктатором».
Журналистки ушли, довольные очень ярким интервью. Они прекрасно понимали, насколько спорными выглядят высказывания Экклстоуна. Тот даже не подозревал, что сам просунул голову в петлю.
Бессвязные мысли о Гитлере и диктатуре, несомненно, отражали идеи Экклстоуна об эффективном управлении. Его деспотизм, хитроумие и умение воспользоваться слабостью оппонента привели «Формулу-1» к успеху. Однако, развивая свою мысль, он чересчур уж сочувствовал этому злодею и убийце. Хуже того, он повторял аргументы неонацистов, что, мол, Гитлер не знал о творящихся от его имени злодеяниях.