Формула моей любви

Ладно. Клавдия откинулась на спинку дивана, который успел сложить Марк, чему она не удивилась ни разу – порой в стремлении к порядку Светлов в своем педантизме доходил до крайности. А порой, когда полностью погружался в решение какой-то никак не поддающейся задачи, устраивал вокруг себя сплошной хаос из бумаг, блокнотов, записочек, в которых тем не менее присутствовала только ему известная упорядоченность, и категорически нельзя было сдвинуть с места хоть один клочок мятой бумажонки, иначе это нарушало весь стройный «порядок» под загадочным названием: ход его рассуждений. Тут же стояло несколько ноутбуков, работающих одновременно, лежали раскрытые математические справочники и таблицы, пустые грязные чашки из-под кофе и чая, погребенный под бумагами пульт от телевизора, а портфель вообще валялся под ногами посреди комнаты…

– Ну, что такое! – возмутилась Клавдия. Что она все о нем да о нем-то!

Так, хватит, пусть профессор любезничает со своей Марусей Стахановной, кстати, названной Марусей с легкой руки Клавдии, которая посмеялась, что в жизни Марка образовалась еще одна близкая женщина, очередная Маруся, только железная, а отчество Стахановна уже его ребята из группы добавили.

Нет, ну что за дела-то! Хватит, на самом-то деле!

От раздражения Клавдия резво поднялась с дивана, побродила бесцельно по комнате, сходила в прихожую и принесла оттуда старый папин портфель, в который она сунула свой ноутбук, когда впопыхах собиралась в разгромленной квартире.

Охо-хо, еще и квартира, опечалилась Клава, там же предстоит делать грандиозную генеральную уборку. А кто любит наводить генеральную уборку? А?

Нормальной хозяйки нет, потому что это ужасно долго, дотошно до каждого потаенного уголочка и места и столь же утомительно.

Так, все! У нее дело. Вернее, дело у Анжели Карно, а у Клавдии головная боль и непонятный напряг из-за чужих тайн. Ну не из-за светлых же на самом деле, за светлые дела никто не станет подозреваемого в причастности гонять, как хомячка по аквариуму. Типа: отдайте мою грамоту от правительства, она дорога мне как память – и квартиру обыскивать, пока хозяин на работе в поисках грамотки пропавшей, так, что ли?

Ну что ж. Начнем с самого начала. А что считать началом?

Пожалуй, примем за отправную точку встречу Клавдии со свидетелем Смирновым Георгием Васильевичем, вернее, с их предварительной договоренности об этой встрече.

Ну с этим проблем не возникло никаких, Эльвира Станиславовна сами соизволили позвонить старому другу и просто уведомить непререкаемым тоном:

– Жора, завтра к тебе приедет девушка, которая занимается книгой моих воспоминаний. Ответишь на все ее вопросы. – И царственно распорядилась: – Смело можешь рассказывать всю правду.

Вот за этой «смелой правдой» Клавдия и собралась ехать на следующий день.

И так удачно совпало, что Георгий Васильевич жил по тому же направлению Подмосковья и по той же железнодорожной ветке, на которых располагались «Верхние Поляны», только дальше от столицы. И Клава с большой радостью отправилась вечерком домой к своим.

Конечно, они ее ждали и наготовили всяческих вкусностей, даже слезу пустили старики от радости, словно не виделись бог знает сколько, а не на прошлой неделе.

Засиделись за столом, все наговориться не могли, уж и поужинали, и чаю напились, уж и самовар давно остыл и ночь настала, а они все разговаривали.

Когда Клавдия еще в конце июня объявила родным, что беременна, радости не было предела – старики плакали от счастья, мама все прижимала дочку к себе и целовала, поздравляли, строили планы: как, да когда и что надо срочно сделать-отремонтировать, какую мебель переставить – ребенка растить будем только здесь! А где еще? Не в Москве же загазованной.

Только здесь, на природе, в чистоте и на натуральных продуктах.

И, смех сплошной, – лишь перед тем, как разойтись спать, дед вдруг вспомнил:

– Постойте, девоньки! А отец-то у нас кто?

Немая сцена. Все трое потрясенно уставились на Клавдию, а та посмотрела на всех поочередно, переводя вдумчивый взгляд с одного на другого, взяла да и отмахнулась:

– Не важно.

– Да и правильно, – согласился Роберт Кириллович. – Какая разница, кто папаша, ребенок-то наш.

На том и порешили. Казалось бы. Но каждый раз, когда Клавдия приезжала, нет-нет, да кто-нибудь из родных мимоходом поднимал вопрос об отцовстве. Вот и в тот ее приезд не удержалась мама, но легко, с иронией, в виде шутки.

Посмеялись и… в очередной раз остались без ответа.

Не могла отчего-то Клава им рассказать про них с Марком, сама не понимала почему, может, потому что между ними все так и осталось не выясненным? Бог знает, какой-то такой заклин с ней случился.

Впрочем, никто особо и не настаивал – нет, так нет. И на самом деле, какая разница – ребенок-то наш.

Так, отвлеклась. Продолжим.

Утром завтракали всей семьей – Клавдию собирали, словно она отправлялась в командировку за тридевять земель, а не в поселок в тридцати километрах от «Полян». Она все посмеивалась, а бабуля совала ей пирожки в сумку – перекусить, день-то долгий, рабочий, когда еще нормально пообедаешь, а тут чаек, пирожок…

Стоп!