Франики (СИ)

  Пройдя высокие горные перевалы, став свидетелем редкого зрелища - карпатского совопада, когда десятки мягких сов одновременно падают, словно звезды, с верхушек деревьев и с диким уханьем плюхаются вниз, Якуб Франк приблизился к Турьим Реметам.

  Туров там уже истребили, но в окрестностях еще водились коренастые медведи, волки, даже дикие коты, с необычайно густой шерстью, расчерченной темными полосами на светлом фоне и огромными желтыми глазами. На кончиках ушей у этих котов нервно дергались тонкие кисточки, роднившие их с рысью, а подушечки лап украшал страховочный слой сваленного, как войлок, меха - беднягам приходилось выманивать мышей из нор под ледяной коркой. Коты умели отлично маскироваться, сливаясь с высокой травой, со стволами деревьев, поэтому они видели путника, а путник даже не догадывался о существовании этих замечательных дикуш.

  Чувствуя в путнике чужака, природа оказывала Франку свое безмолвное сопротивление.

  Под ноги попадались камни с острыми краями, о которые еретик едва не поранил пальцы ног, торчавшие из краденых цыганских сапог, давно разорванных по шву. Ежи сворачивались в игольчатые шары и бросались на Франка, как на вражескую амбразуру. Заросли меловых папоротников закрывали глаза резными вайями, и он шёл, не видя дороги. Солнце пряталось за тучи, а если и выглядывало ненадолго, то дробилось и блекло в сетях буковых крон, становясь дырявым решетом. Мхи упрямо оказывались на южной стороне стволов. Запинаясь и спотыкаясь, беглец добрался до небольшой, идеально круглой, но абсолютно лысой поляны.

  На ней стоял валун, серо-коричневого цвета, со сколами и трещинами. Одна из трещин причудливо напоминала вилочку о трех зубцах. Из щелей прорастали мелкие, бледные, некрасивые верески и один малюсенький папоротник. В левом углу камня валялся обглоданный турий череп с рогами.

  Франку стало жутко. Он обожал черепа, но и от лысой полянки, и от валуна веяло угрозой. Чьему темному культу посвящен сей алтарь?

  Но страх пропал, и, успокоившись ("это все нервы!"), встал на самую вершину горы и долго стоял, смотря на лежащие перед ним Турьи Реметы. Взгляд его был строг, а руки жестко скрещены. Именно здесь Франк решил, что Библия несколько устарела, надо написать новую. Первые строки "Книги слов панских", или, как ее называли противники "фраников", "Библии баламута", влетели ему в голову именно тут, при помощи турьего черепа, почитавшегося мольфарами (колдунами, искаж., латин.) - "вещуном и вдохновителем".

  Обрадованный своим величием, Якуб снял феску, будто приветствуя закарпатское селенье, и начал спуск. При этом, правда, он зацепил край куртки о шипы, оставив клочки войлока. Шиповники, терновники и крыжовники "обожали" его, липли, льнули, ластились. Дальше с ним начало твориться нечто непонятное.

  Спустившись в село, первым дело направился почему-то к костёлу (его недостроенный шпиль виднелся издалека с горы), немного вздремнул на прохладной скамье темного дерева, вдыхая армат восточных благовоний, напоминавших ему Турцию. Потом, очнувшись с тяжестью в сердце, которая всегда терзала Франка, стоило ему увидеть во сне что-нибудь дурное, он начал озираться по сторонам. Вокруг статуи Мариам горели низкие толстые свечи, пламя их колебалось, лицо ее казалось ожившим, а взгляд грустным.

  На мгновение ему даже почудилось, будто с бледной щеки скатилась слеза - или таков был замысел неизвестно скульптора?!

  - Аттика Кадиша! (Предвечный), Малка Кадиша! (Святой Царь, ивр.), Шхина! - озарило еретика. Бездна прельстительных замыслов стремительно раскрылась перед ним, словно новые ворота в неведомые дали. Ведь для людей Эдома (так он называл христиан) его соплеменница Мариам была Ясной Панной, а именно она соответствует одной из ипостсей Б-жества, Ш"хине. В мистико-эротических стихотворениях, написанных на иврите средневековых книжников, она зовется Альма , Бетула .

  - Отныне, Айяла (Лань, излюбленный образ каббалистов и суфиев), я буду твоим верным слугой, - поклялся Франк, - и приведу к вере Эдома твой народ, чтобы он помнил твою чистоту и красоту.

  Франк начал бормотать обрывки странных молитв, откуда они взялись - сам не знал, из прапамяти, наверное, из недоученных уроков в хедере, из семейных церемоний, из экстатических восклицаний, обращенных к той самой Гвире - внучке Берахьи Русо. Отношение Франка к этой девчонке колебалось от ярости и злости к нежности и экзальтации, ведь при всей своей наглости Гвира, сама того не зная, помогла ему разобраться со стариком Берахьей, нечаянно его отравив. Разве ее маленькими ручками, перепутавшими чаши с зельями, не проявлена высшая воля?!