Очутившись на родине, императрица сразу же возвращается к привычному образу жизни. Теперь императрицу с каждым днём всё больше увлекает фехтование. Ей нанимают собственного учителя и в самое короткое время Елизавета добивается огромных успехов в этом искусстве, которому она отдаётся целиком, как и всем своим начинаниям, и принимает его всерьёз. «Отпуск» на этот раз императрица собирается провести в Баден-Бадене. Туда она берёт своих лошадей, и её жизнь там — настоящий культ движения. Утром — гимнастика, затем — фехтование, затем — шесть часов бега по окрестностям или продолжительная верховая прогулка в горы и по равнине. Теперь уже и Валерия, которой исполнилось пятнадцать лет, иной раз может сопровождать императрицу. Начало лета она опять встречает на родине. 8 июня ей удаётся пройти пешком по дороге под палящим солнцем от Мюнхена до Фельдафинга, почти до дома. На этот поход Елизавета затратила семь часов, но она продолжает добиваться большего. Всё происходит тайком, и никто не знает, когда императрица уедет и что она собирается предпринять. Она всегда подчиняется внезапно пришедшей в голову идее. С беспокойством Елизавета слышит о странностях короля Людвига, которые год от года только усугубляются. Со времени неожиданной смерти Вагнера, последовавшей в Венеции 13 февраля 1883 года, болезненное стремление короля отгородиться от окружающего мира ещё больше усилилось, и его образ жизни вызывает самые серьёзные опасения за его будущее, Елизавета пытается защитить короля. Уже в силу родства с ним ей неприятно, что после изоляции принца Отто и Людвига часто совершенно открыто называют душевнобольным. В июле Елизавета возвращается в Ишль. Там её пешие походы превращаются в настоящие, говоря военным языком, форсированные марши. Рекорд продолжительности похода достигнут во время экскурсии к озёрам Лангбатзеен и к озеру Аммерзее. Он составляет восемь и три четверти часа. Все уже опасаются за здоровье Елизаветы, которая делается всё худее и бледнее. Даже Валерия обращается в трогательных стихах к святому Георгию с просьбой всегда защищать от опасностей женщину, подарившую ей жизнь... Валерия очень любит мать, но не разделяет её пристрастия ко всему венгерскому. Напротив, ей кажется обидным, что с Елизаветой, а по её требованию даже с отцом, она вынуждена говорить по-венгерски.
2 сентября 1883 года у кронпринцессы Стефании родилась дочь, Валерия с Елизаветой едут в Лаксенбург, где в колыбельке лежит прелестный, словно маленький ангел, белокурый ребёнок. Эрцгерцогиня плачет, сокрушаясь по поводу того, что это девочка, на что Рудольф замечает:
— Это ничего! Ведь дочь намного милее!
«Даже мама находит, что это не страшно», — записывает Валерия в своём дневнике.
Общий язык она больше находит с отцом. Когда приходит император, у неё появляется чувство, что здесь снова тот, кто чувствует и думает, как она. Всякий раз Валерия собирается попросить у отца разрешения говорить с ним по-немецки. Однако сомнения, которые она испытывает всегда и по всякому поводу, удерживают её от этого шага, ибо она опасается обидеть мать.
Зима проходит без особых происшествий. Апрель снова застаёт Елизавету в дороге: на этот раз она едет поправлять своё здоровье. Из-за чрезмерного увлечения походами в ногах у неё появились боли (ишиас), болезнь вследствие постоянного беспокойства начинает прогрессировать. Елизавету внезапно охватывает серьёзная тревога, и в начале мая она спешно едет в Амстердам. Собирают консилиум, и некий гейдельбергский врач уверяет, что диагноз знаменитого Мецгера ошибочен. Тем не менее императрица соглашается пройти шестинедельный курс лечения, после того как Мецгер разрешил ей ходить, ездить верхом и заниматься фехтованием. Обер-гофмейстер Елизаветы барон Нопча относится ко всему этому довольно скептически, считая, что императрица одобрила лечение только потому, что врач дал ей такое разрешение. «Боюсь лишь, — признается он в письме к Иде Ференци, — этот Мецгер не представляет себе, как выглядит ходьба, верховая езда и фехтование в понимании Её величества». Поскольку императрице предстояло ещё долго находиться в Амстердаме для прохождения курса массажа, она была вынуждена отправить свою дочь домой в сопровождении графини Фюрстенберг.
Разлука с Валерией делает её несчастной, лечение неприятно, а ждать улучшения самочувствия не приходится, потому что императрица продолжает слишком много ездить верхом, ходить и заниматься фехтованием. Елизавета сообщает дочери все подробности своего пребывания в Амстердаме, пишет: «Мне нигде нет покоя без моей Валерии. Теперь опять пора идти к Мегеру, который находит, что я постарела, а моё лицо сделалось морщинистым».
В отсутствие матери Валерия наконец собирается с духом и просит отца разрешить ей говорить по-немецки. Свою просьбу она высказывает ещё по-венгерски, на что император с удовлетворением отвечает:
— Да, разумеется, говори только по-немецки.