«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

Между прочим, осенью 1830 года, когда французы в России были на особенно плохом счету из-за только что происшедшей революции, участие француза в дискуссии о холере и признание за ним правоты были фактами отнюдь не нейтральными. 20 сентября/2 октября 1830 года поверенный в делах барон де Бургуэн жаловался министру иностранных дел графу Моле на дискриминацию французских медиков в борьбе с холерой: российское правительство, писал он, обратилось за советом к медицинским факультетам разных европейских стран, а французский факультет своим вниманием обошло. Бургуэн видел в этом вопиющую несправедливость; вице-канцлер Нессельроде, которого Бургуэн оповестил о своих претензиях, счел упрек справедливым и неделю спустя принес свои извинения. Так вот, одобрение письма Марен-Дарбеля можно считать еще одним доказательством реабилитации французской научной мысли осенью 1830 года.

В конце письма к императору Марен-Дарбель писал о себе:

Государь, в маленьком кружке, где я успел себя проявить, пользуюсь я некоторым уважением за справедливость суждений и ревность к общественному благу. Я счел, что при нынешних обстоятельствах могу принести пользу, и попытался это сделать без всякой задней мысли; я задумал и исполнил все на свой страх и риск, ни с кем не советуясь. Если буду я иметь несчастье прогневить своим поступком Ваше Императорское Величество, умоляю Вас, Государь, принять мои живейшие и глубочайшие сожаления. Я вернусь к той безвестности, из которой никогда бы и не вышел, не владей мною желание высказать искреннее восхищение прекрасным и великодушным характером Вашего Императорского Величества.

Марен-Дарбель всячески подчеркивал в сопроводительном письме к сочинению о холере незначительность собственной персоны, однако желание принести пользу и довести свое мнение по важным вопросам до сведения императора еще раз побудило его обратиться к государю и адресовать ему целый трактат под названием «Размышления об общественном и частном воспитании в России». В сопроводительном письме на имя императора, датированном 29 мая 1832 года, Марен-Дарбель сообщает, что начал этот труд восемь лет назад (то есть сразу по прибытии в Россию), и если первое свое сочинение (о холере) написал «под влиянием обстоятельств сиюминутных», то сочинение о воспитании, напротив, является плодом длительных размышлений. Собственную роль Марен-Дарбель характеризует следующим образом:

Благоволите, Государь, задуматься на мгновение о положении, занимаемом автором сей записки. Он рожден на чужбине, и потому ни любовь к отечеству, ни национальное тщеславие не могут ослеплять его ныне, когда он вот-вот покинет страну, где, он признает это с удовлетворением, обходились с ним уважительно и любезно, где не нажил он ни врагов, ни хулителей, так что не накопил ни досады на эту страну, ни желания ей отомстить; напротив того, видит он в ней вторую родину благодаря дружеским связям, здесь завязанным; наконец, не имея над собою никакого начальства, которому принужден бы он был давать отчет в своих действиях, высказывает он мнение свое совершенно свободно.