«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

По всей вероятности, этот доклад совершенно успокоил фон Фока и Бенкендорфа и подтвердил вздорность подозрений г-жи Марен-Дарбель, которая даже не знала точно, как зовут нелюбезную ей соблазнительницу. Все гипотезы матушки исходили из сомнительной репутации «актерки», с которой связался непутевый сын. Между тем Фелисите-Виржини Юллен (1805 – после 1850), дочь балетмейстера Жана-Батиста Юллена и жена (до 1827 года) знаменитого испанского гитариста Фернандо Сора (отсюда двойная фамилия Юллен-Сор, или, в транскрипции русских жандармов, Гюлленсор), была в самом деле очень известной танцовщицей. Прима-балерина Московской балетной императорской труппы, преподавательница Московского театрального училища и, больше того, первая в России женщина-балетмейстер, она не только не давала никаких оснований заподозрить ее в шпионстве, но, напротив, слыла совершенно благонадежной и в марте 1833 года, как уже было упомянуто в нашей второй главе, вступила в русское подданство. Сходным образом и князь Сергей Иванович Гагарин, тайный советник и сенатор, вице-президент (а впоследствии, с 1844 года, президент) Московского сельскохозяйственного общества, был на хорошем счету и не причастен ни к каким антиправительственным интригам. Госпожу Марен-Дарбель подвела слишком развитая читательская фантазия: если об актрисе мадемуазель Фелисите она судила по «Запискам авантюристки», название которых говорит само за себя, то о России и русской знати – по книге еще более свежей, «Истории России и Петра Великого» графа Филиппа-Поля де Сегюра, которая вышла из печати в феврале 1829 года. Книга эта не случайно десятилетие спустя послужила одним из источников для «России в 1839 году» Астольфа де Кюстина: жестоким расправам Петра I с собственными знатными подданными посвящено там немало страниц, в частности рассказано о судьбе одного из Гагариных, которого Петр простил было, но когда помилованный стал жаловаться на то, что предшествующие признания были у него вырваны под пыткой, пришел в ярость и «подвесил» его в 50 локтях от земли, как и сказано в письме г-жи Марен-Дарбель. Что же касается тщеславия, то, к удовольствию французской читательницы, Сегюр не однажды упрекает русских в этой «смехотворной и презренной» черте.

Как бы там ни было, российские власти, положившись на в высшей степени хвалебные отзывы о французском учителе, не стали преследовать его за письмо, ему адресованное. Во всяком случае, никакого документа об учреждении над Марен-Дарбелем секретного надзора в архивном деле нет. Однако Марен-Дарбель сам, и даже дважды, напомнил о себе властям.

2 ноября 1830 года он написал на имя императора письмо, посвященное наилучшим способам побороть эпидемию холеры, которая в то время свирепствовала в России. 25 ноября 1830 года Бенкендорф переслал послание француза жандармскому генералу Волкову с приказанием передать его на суд московских врачей. Это было исполнено, и 3 декабря 1830 года девять самых известных московских врачей признали, что Марен-Дарбель совершенно прав: холера – болезнь эпидемическая, но не заразная, а значит, устройство карантинов не только бесполезно, но даже вредно, поскольку они лишают ремесленников и торговцев средств к существованию и плодят нищету. 4 декабря 1830 года Волков докладывал Бенкендорфу, что московские медики,

рассмотрев предметы, подлежащие их суждению, с единодушным убеждением заключили: что холера не есть болезнь заразительная и не требует строгих предохранительных мер. Не могу не выразить здесь собственного мнения моего насчет того письма, которого основательность признаю я в той же степени, в какой и гг. медики, присовокупляя, что и собственные замечания мои убеждают меня подтвердить, что холера не заразительна и меры предохранения, как-то оцепления и карантины, не нахожу я необходимыми к скорейшему пресечению или к прекращению сей болезни.

Марен-Дарбель, между прочим, был очень горд своим сочинением о холере и послал его не только императору, но и в «Парижскую медицинскую газету» (где оно было опубликовано 29 января 1831 года), и в парижскую Академию наук, а затем опубликовал у парижского издателя Боссанжа брошюру о борьбе против холеры (следует пояснить, что термины начала XIX века не вполне соответствуют современным; «заразительными» назывались только болезни типа чумы, проистекающие от прямого кожного контакта с больным; если же употреблять современную терминологию, холера, разумеется, болезнь заразная).