«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

Французские подданные Виктор Циммерман и братья Клавдий и Леон Дюшон по предложению предместника моего на имя здешнего обер-полицмейстера от 26 июня 1855 г. № 841 отданы под надзор полиции, за неисполнение приказания правительства, которым не дозволялось частным лицам посещать прибрежные места Финского залива во время военных действия.

Ныне генерал-лейтенант Анненков [обер-полицмейстер]

доносит, что братья Дюшон и Циммерман со времени учреждения за ними надзора всегда аттестовались полициею хорошо и в предосудительных поступках замечены не были, что первые из них занимаются коммерческими делами и учрежденный за ними надзор крайне стесняет их, в особенности при отлучке из столицы по делам торговым, посему он ходатайствует об освобождении как братьев Дюшон, так и Циммермана от полицейского надзора, во внимание к хорошему их поведению.

Имея в виду, что о поименованных иностранцах производилась переписка в 1855 году с III Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, долгом поставляю ходатайство обер-полицмейстера сообщить на усмотрение Вашего Сиятельства, покорнейше прося почтить меня уведомлением о последующем.

К сему имею честь присовокупить, что по изъясненным в представлении генерал-лейтенанта Анненкова обстоятельствам я признаю возможным освободить Циммермана, а также Клавдия и Леона Дюшон от надзора полиции.

16 августа III Отделение отреагировало на бумагу князя Суворова положительно: «К удовлетворению сего ходатайства III Отделение препятствий не находит», а 18 августа 1862 года высказался по этому вопросу сам император Александр II и собственною рукою начертал карандашом: «Согласен».

А раз так, то 20 августа 1862 года III Отделение известило военного генерал-губернатора, что на прекращение надзора дано «Высочайшее соизволение».

Так завершилась история, начавшаяся восемью годами раньше под стенами Шлиссельбургской крепости. История, лишний раз убеждающая в том, что, какова бы ни была политика российской власти по отношению к французам вообще, обхождение с конкретными французами определялось не буквой закона, а чисто человеческими взаимосвязями, и там, где «посторонний» француз поплатился бы высылкой из страны, «свои», знакомые французы (а тем более француз, перешедший в русское подданство) отделываются легким испугом и тайным надзором. Однако, как показывает история, рассказанная в следующей главе, даже давнее знакомство с власть имущими и безупречная благонамеренность не всегда гарантировали французов от некоторых неприятностей.

9. Благонамеренный француз-стихотворец – жертва русской цензуры (1839–1847)

В апреле 1839 года в Париже была отпечатана брошюра, на обложке которой значилось:

Николаида, или Царь и Россия. Поэма в четырех песнях.

Его Императорскому Величеству Николаю Первому и Ее Императорскому Величеству Александре Федоровне

В знак глубочайшего почтения преподносит

Дево-Сен-Феликс, литератор, бывший актер французского театра в Санкт-Петербурге.