Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге

Что же заставило Льюиса читать этот роман? Во-первых, коллега, давший ему книгу, вероятно, назвал роман великим. В 1940-х и 1950-х годах «Опасные связи» стали привлекать все больше внимания, и в конечном итоге литературоведы нарекли книгу «величайшим французским романом XVIII столетия». Автора ставили на один уровень с Александром Дюма и Виктором Гюго, и Льюис мог читать его как значимое литературное произведение – хотя думаю, причина его интереса не в этом. В конце концов, Льюис был создателем «Писем Баламута» и других текстов о дьяволе. Он часто писал об опасностях гордости и честолюбия и о том, что каждый нуждается в искуплении. В «Опасных связях» интриганы разрушают все, что их окружает. Быть может, его завораживала «дьявольская» сторона книги и картина темной стороны человеческой природы, которая соответствовала его наблюдениям, столь убедительно запечатленным в знаменитых «Письмах Баламута».

Во время беседы о романе за обедом, как отмечал Лэдборо, Льюис был, «как всегда, счастлив и полон юмора». Но ему показалось, что тот предчувствует свою близкую смерть. «Каким-то образом я почувствовал, что мы видимся последний раз, и он, провожая меня до дверей со своей обычной любезностью, думаю, тоже ощутил это. Ни один человек не подготовился к смерти лучше, чем он»[559]

.

Как мог Льюис – или кто-либо еще – быть «готовым» к смерти, к этой «каторжной скверне», не только оставаясь веселым, спокойным и мирным, но и ожидая ее прихода? Можно ли сказать, что его мировоззрение давало ему нужные силы? Быть может, мы в очередной раз найдем ответ в его словах: «Если мы и правда верим в то, что исповедуем, если на самом деле думаем, что наш дом не здесь и что эта жизнь – лишь “странствие в поисках дома”, разве не должны мы стремиться к возвращению?»[560].

22 ноября 1963 года Уоррен, брат Льюиса, принес ему, как обычно, чашку чая. Он заметил, что Льюис сонный, хотя, как и прежде, тих и весел. В письме, написанном через две недели после смерти брата, Уоррен сообщал: «С лета брат клонился к закату, хотя мы все пытались этого не замечать. Все, кроме него». Льюис знал, что умирает, и оставался спокойным и мирным перед лицом смерти. «Где-то за неделю до смерти он сказал мне: “Я сделал все, для чего был послан в мир, и готов уйти”. Никогда не видел, чтобы кто-либо смотрел смерти в лицо с таким спокойствием».

Уоррен описал последние минуты жизни брата. «22-го числа прошлого месяца я принес ему чай в постель в 4 ч. и вернулся к себе в кабинет поработать. В 5:30 я услышал в его комнате грохот и ринулся туда. Брат лежал на спине; он прожил еще минут пять, не приходя в сознание. Думаю, мы все желали бы такого конца в свое время»[561].

Эпилог

Встречались ли хоть когда-то Фрейд и Льюис? Мысль завораживает. Фрейд, переехав в Англию, жил в Хэмпстеде, на северо-западе Лондона, неподалеку от Оксфорда. В то время его навестил некий молодой преподаватель из Оксфорда, чье имя до биографов не дошло. Что, если это был Льюис?

Мы никогда этого не узнаем. Но мы знаем о том, что между двумя семействами была удивительная связь. В дни Второй мировой войны одна юная девушка, Джилл Флюэтт, опасаясь бомбежек, переехала из Лондона за город – и оказалась в доме Льюиса и миссис Мор. Еще до встречи с Льюисом она обожала его как писателя, а когда они познакомились, безумно в него влюбилась. Льюис относился к Джилл с добротой и общался с ней много лет после того, как она жила в его доме. Наконец она вышла замуж, и спутником ее жизни стал не кто иной, как Клемент Фрейд, внук Зигмунда Фрейда и член парламента. Однажды Джилл Фрейд позвонила Льюису – договориться о дате семейного обеда с профессором. Ей сказали, что в этот самый день Льюис умер.

Была бы их беседа интересной? Когда за много лет до того Фрейда посетил Альберт Эйнштейн, оказалось, что им просто не о чем говорить. Фрейд описывал тот визит своему другу так: «Он разбирается в психологии, как я в физике, и мы имели очень приятную беседу»[562].

Однако у Льюиса и Фрейда было немало общих тем для живого разговора. Их обоих интересовали и литература, и психоанализ. А Фрейд на тот момент уже стал основателем нового направления в литературоведении, давшего ученым – таким, как Льюис, – новые инструменты для познания человека.

Может, они поговорили бы о писателях, которыми восхищались? Фрейд называл «Потерянный рай» Мильтона одной из своих «любимых книг». (Еще, по иронии судьбы, он очень высоко ценил другое произведение на библейские темы – «К Лазарю» Генриха Гейне, разделявшего духовное мировоззрение Льюиса.) Льюис уже прославился как специалист по Мильтону, хотя его знаменитое «Предисловие к “Потерянному раю”» вышло лишь спустя несколько лет.