Фридрих Барбаросса

Таким образом, Фридрих I был первым государем высокого Средневековья, которому удалось интегрировать в конституционную структуру Империи и тем самым использовать в интересах собственного господства самостоятельно развивавшуюся политическую и экономическую силу итальянского городского мироустройства. Здесь он в тесном взаимодействии с учеными правоведами болонской школы развил политический план, который, благодаря регальной инвеституре городских консулов, должен был обеспечить влияние Империи на ход выборов, вряд ли управляемых иным способом, на саму конституцию городских властей. Пусть его попытка после триумфа над Миланом полностью подчинить своей политике верхнеитальянские коммуны, создав некую собственно имперскую администрацию, закончилась крахом с возникновением городских союзов и из-за неразрешенных в то же самое время проблем схизмы. Однако в конечном итоге он, упорно не покидая принципиальных позиций, все же сумел ответить на этот вызов, самый сложный за весь период его правления. В трудные годы пятого итальянского похода, начиная с 1174 года, ввиду невозможности решить дело в свою пользу военной конфронтацией, он вернулся к испытанному политическому средству — принципу «divide et impera». В результате он смог не только прорвать дипломатическими средствами сомкнутую фалангу городских противников, но и развалить в конечном итоге альянс коммун с папством. После Констанцского мира Штауфен, ясно осознав фактическую расстановку сил, сменил свои союзнические связи на прямо противоположные. Заключив союз с Миланом и упорядочив отношения с Ломбардской лигой, он в поздний период своего правления сумел привести имперское господство над Италией к новой кульминации и тем самым обеспечить своему наследнику хорошо укрепленный фундамент для вступления во власть.

В Бургундском королевстве^[643]

отношения государя с городами формировались исключительно компонентом епископских городов. Грамоты, выданные городским адресатам в этом регионе, в подавляющем своем большинстве были предназначены епископам-сеньорам городов, которые обычно утверждались государем посредством регалий, в том числе о господстве над городом (dominium civitatis), и должны были осуществлять власть взамен отсутствующего императора. Таким образом, мы обнаруживаем здесь явную традиционную схему мероприятий в области городской политики, типичную прежде всего для германской области Империи. В то же время этот факт отражает все еще мало оформленный правовой статус бюргерско-городских сил.

При этом необходимо особо различать северную часть Бургундии и Арелат на юге, где благодаря тесным хозяйственным взаимосвязям с областями имперской Италии положение было иным. Здесь консульские органы правления могут быть засвидетельствованы источниками уже примерно с первой половины XII века. Первая попытка Барбароссы закрепить господство над страной в союзе с герцогской властью Церингенов обладала лишь преходящим значением и незначительной эффективностью. С момента женитьбы Штауфена на Беатрисе Бургундской в 1156 году значение этого региона в общем контексте императорской политики существенно изменилось. На базе штауфеновских прав господства (отныне уже в собственном смысле слова) в Бургундии это королевство, прежде всего в северной своей части, становится важным фактором в масштабах всей Империи. Личное пребывание здесь императора, назначение имперских легатов для этой страны и — в более поздние годы — обеспечение наследных прав сына императора, Оттона, в графстве Бургундия — вот главные элементы той мозаики, из которой складывается картина властных отношений в этой зоне.